Смело, товарищ, за книгу!
14.12.2017 16:30
Товарищи, интрига с победителями премии "Большая книга-2017" разрешилась. Так, в стилистике церемонии, смыслово привязанной к событиям столетней давности и проходившей под девизом "Вся власть русской литературе", можно было бы начать рассказ о книгах -победителях.
Но сначала справка.
В финал "Большой книги" вышли десять произведений:
«Тайный год», Михаил Гиголашвили;
«Ленин. Пантократор солнечных пылинок», Лев Данилкин;
«Город Брежнев», Шамиль Идиатуллин;
«Номах», Игорь Малышев;
«Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами», Виктор Пелевин;
«Патриот», Андрей Рубанов;
«Петровы в гриппе и вокруг него», Алексей Сальников;
«Соколиный рубеж», Сергей Самсонов;
«Неизвестность», Алексей Слаповский;
«Катаев. Погоня за вечной весной», Сергей Шаргунов.
( Девять финалистов во плоти и Виктор Пелевин в картоне)
Победителями читательского голосования, завершившегося чуть раньше, чем профессиональное стали Шаргунов, Данилкин и Идиатулин.
Сразу же после этого Председатель Литературной академии Дмитрий Бак заявил, что выбор профессионального жюри конечно же будет отличаться от читательского. «До официального объявления победителей я не могу сказать о своих предпочтениях. Я понимаю выбор читателей, осознаю его обоснованность, но мои собственные экспертные оценки содержат и иные, не только читательские мотивировки."
После этого лично мне стало интересно одно: совпадут просто тройки лауреатов или и распределение мест тоже окажется одинаковым.
Профессиональное жюри расставило победителей так: Данилкин, Шаргунов, Идиатулин, чем видимо расстроило уважаемого академика, продемонстрировав однако востребованность не "сложной" литературы, а добротного и честного нарратива.
Ну а теперь о книгах.
Шамилю Идиатулину давали слово трижды: как одному из победителей читательского конкурса, призеру конкурса профессионального и участнику АВТОР-party, состоявшемуся после церемонии.
И каждый раз мы слышали со сцены слово "выжившие". И "не выжившие". В литературу пришло поколение, которое само себя определяет, как "выживших в восьмидесятые", тем самым резко дистанцируясь от поколения "родителей", многие из которых вспоминают это время с ностальгией.
Восьмидесятые, усатые,
хвостатые и полосатые.
Трамваи дребезжат бесплатные.
Летят снежинки аккуратные.
Фигово жили, словно не были, - напишет Борис Рыжий.
А Денис Новиков добавит:
Рождение. Школа. Больница.
Столица на липком снегу.
И вот за окном заграница,
похожа на фольгу-фольгу,
цветную, из комнаты детской,
столовой и спальной сиречь,
из прошлой навеки, советской,
которую будем беречь
всю жизнь...
Так и было. И голос Шамиля, это именно голос "выживших"...
Кстати, упрекающим его в излишней закрученности и лихости сюжета, скажу, как человек, живший хоть и не в городе Брежнев, но на станции "Ждановская" в городе Москве ( на самом деле где Москва и где "Ждановская"), что бывало и почище. Герою Идиатулина 14 лет. Поневоле вспоминаются другие стихи и книги : "Мне четырнадцать лет, ВХУТЕМАС еще школа ваянья...", "Мне четырнадцать лет" Вознесенского и многое другое. Ну а у нас были ТАКИЕ четырнадцать лет - просим любить и жаловать.
- Ну это же совсем не художественная литература, - сказали критики, узнав о лауреатстве Шаргунова.
- Нон-фикшн какой-то.
И правда, нон-фикш. Зато какой! Как человек, с детства не любивший "Белеет парус одинокий", а потом в юности полюбивший всерьез и надолго и "Разбитую жизнь или волшебный рог Оберона" и "Уже написан Вертер" и "Алмазный мой венец" я ждала этой книги с серьезной опаской, будучи напуганной биографическими трудами Димы Быкова с их четкой дихотомией: Окуджава-Галич и домыслов многопудьем.
Опасалась я зря: перед нами честное, с фотографиями, с письмами, с текстами того времени повествование, которое заставляет вспомнить, что одной из составляющих успеха у читателя или зрителя кроме таланта является еще и к этому самом читателя и зрителю уважение. Кстати, именно эту книгу я порекомендовала бы в качестве новогоднего подарка - понравится почти всем.
Ну а теперь, приближаясь к представлению книги победителя, которое будет очень субъективным, как и все эти заметки, я скажу, что всю церемонию меня не оставляло впечатление, что девушки в красных косынках, оркестр революционных матросов, надписи "ананасы, рябчики, бутерброды для рабочих" и пр были здесь для одной меня.
Остальная часть зала ( во всяком случае сидящие рядом со мной люди) была в эту игру включиться не в состоянии. Или же просто не хотела. Мои соседи не узнали ни одной из революционных песен, не отреагировали ни на одну отсылку в видеоряде и словах ведущих церемонии.
- Чего ты хочешь? - сказал мне сын - историк новой формации.
- Значительная часть людей, получивших в советское время престижное гуманитарное образование ( а с ними ты и общалась) - выходцы из номенклатурных кругов. А там левая идея была страсть как непопулярна. Это ты и твои подруги - чудом залетевшее туда троцкистское левачье со "Ждановской" и из семей, в которых верили в теории Трифонова и "Варшавянку" знали наизусть.
Именно поэтому, говоря о книге Льва Данилкина мне хочется назвать ее архисвоевременной. Я не могу не согласиться с его словами о том, что Ленин - не карикатурный персонаж предложенного нам перформанса, не человек в кепке на Красной площади, а серьезная фигура, образ, культурный герой.
С остальным согласиться не могу.
Говорить о том, что Ленин видел диктатуру пролетариата временной мерой, забывая о том, что это было зафиксировано в Конституции ( не в указе, не в декрете, а в основном законе страны, нормативно-правовом акте прямого действия), утверждать на полном серьезе, что "решение о построении Мавзолея принимали люди умные и с хорошим образованием" ( ну да, другие-то сверх земли не положат...) для писателя простительно, тем более текст-то хороший, интересный, живой, читаемый, что важно, при таком герое и таком предмете...но принимать все эти аргументы на веру не совсем простительно для аудитории.
Я хотела было сказать, что в окружении Ленина было много федоровцев, которые в рамках философии общего дела... но, посмотрев на свою соседку по АВТОР-party, которая сосредоточенно переливала алкогольный коктейль из стакана в пластиковую бутылку, чтобы продолжить праздник русской литературы дома, решила не портить людям праздник. Им уже хорошо, зачем им Федоров, красный террор и нравственность, исходящая из идеи классовой борьбы. Но очень жаль, что, несмотря на престижную премию и хороший текст, книга Данилкина не стала основой для серьезного диалога. Хотя, возможно, это еще впереди.
Ну а в целом выбор этого года говорит о том, что литература и общество отчаянно пытаются справиться с психотравмой под названием ХХ век.
Надежда есть.
P.S. На церемонии нам сначала сыграли "Интернационал" потом Александра Ребенок с испуганными глазами прочла Георгия Иванова:
Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно...
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны
- Наследник, императрица,
Четыре великих княжны...
Ну а я сразу вспомнила Дениса Новикова:
А мы, Георгия Иванова
ученики не первый класс,
с утра рубля искали рваного,
а он искал сердешных нас.
А мы — Георгия Иванова,
а мы — за Бога и царя
из лакированного наново
пластмассового стопаря.
Еще до бело-сине-красного,
еще в зачетных книжках «уд»,
еще до капитала частного.
— Не ври. Так долго не живут.
P.P.S. То, что лауреатов премии в силу их возраста можно спокойно звать по имени и не показаться невоспитанным, повод для отдельной радости.
Но сначала справка.
В финал "Большой книги" вышли десять произведений:
«Тайный год», Михаил Гиголашвили;
«Ленин. Пантократор солнечных пылинок», Лев Данилкин;
«Город Брежнев», Шамиль Идиатуллин;
«Номах», Игорь Малышев;
«Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами», Виктор Пелевин;
«Патриот», Андрей Рубанов;
«Петровы в гриппе и вокруг него», Алексей Сальников;
«Соколиный рубеж», Сергей Самсонов;
«Неизвестность», Алексей Слаповский;
«Катаев. Погоня за вечной весной», Сергей Шаргунов.
( Девять финалистов во плоти и Виктор Пелевин в картоне)
Победителями читательского голосования, завершившегося чуть раньше, чем профессиональное стали Шаргунов, Данилкин и Идиатулин.
Сразу же после этого Председатель Литературной академии Дмитрий Бак заявил, что выбор профессионального жюри конечно же будет отличаться от читательского. «До официального объявления победителей я не могу сказать о своих предпочтениях. Я понимаю выбор читателей, осознаю его обоснованность, но мои собственные экспертные оценки содержат и иные, не только читательские мотивировки."
После этого лично мне стало интересно одно: совпадут просто тройки лауреатов или и распределение мест тоже окажется одинаковым.
Профессиональное жюри расставило победителей так: Данилкин, Шаргунов, Идиатулин, чем видимо расстроило уважаемого академика, продемонстрировав однако востребованность не "сложной" литературы, а добротного и честного нарратива.
Ну а теперь о книгах.
Шамилю Идиатулину давали слово трижды: как одному из победителей читательского конкурса, призеру конкурса профессионального и участнику АВТОР-party, состоявшемуся после церемонии.
И каждый раз мы слышали со сцены слово "выжившие". И "не выжившие". В литературу пришло поколение, которое само себя определяет, как "выживших в восьмидесятые", тем самым резко дистанцируясь от поколения "родителей", многие из которых вспоминают это время с ностальгией.
Восьмидесятые, усатые,
хвостатые и полосатые.
Трамваи дребезжат бесплатные.
Летят снежинки аккуратные.
Фигово жили, словно не были, - напишет Борис Рыжий.
А Денис Новиков добавит:
Рождение. Школа. Больница.
Столица на липком снегу.
И вот за окном заграница,
похожа на фольгу-фольгу,
цветную, из комнаты детской,
столовой и спальной сиречь,
из прошлой навеки, советской,
которую будем беречь
всю жизнь...
Так и было. И голос Шамиля, это именно голос "выживших"...
Кстати, упрекающим его в излишней закрученности и лихости сюжета, скажу, как человек, живший хоть и не в городе Брежнев, но на станции "Ждановская" в городе Москве ( на самом деле где Москва и где "Ждановская"), что бывало и почище. Герою Идиатулина 14 лет. Поневоле вспоминаются другие стихи и книги : "Мне четырнадцать лет, ВХУТЕМАС еще школа ваянья...", "Мне четырнадцать лет" Вознесенского и многое другое. Ну а у нас были ТАКИЕ четырнадцать лет - просим любить и жаловать.
- Ну это же совсем не художественная литература, - сказали критики, узнав о лауреатстве Шаргунова.
- Нон-фикшн какой-то.
И правда, нон-фикш. Зато какой! Как человек, с детства не любивший "Белеет парус одинокий", а потом в юности полюбивший всерьез и надолго и "Разбитую жизнь или волшебный рог Оберона" и "Уже написан Вертер" и "Алмазный мой венец" я ждала этой книги с серьезной опаской, будучи напуганной биографическими трудами Димы Быкова с их четкой дихотомией: Окуджава-Галич и домыслов многопудьем.
Опасалась я зря: перед нами честное, с фотографиями, с письмами, с текстами того времени повествование, которое заставляет вспомнить, что одной из составляющих успеха у читателя или зрителя кроме таланта является еще и к этому самом читателя и зрителю уважение. Кстати, именно эту книгу я порекомендовала бы в качестве новогоднего подарка - понравится почти всем.
Ну а теперь, приближаясь к представлению книги победителя, которое будет очень субъективным, как и все эти заметки, я скажу, что всю церемонию меня не оставляло впечатление, что девушки в красных косынках, оркестр революционных матросов, надписи "ананасы, рябчики, бутерброды для рабочих" и пр были здесь для одной меня.
Остальная часть зала ( во всяком случае сидящие рядом со мной люди) была в эту игру включиться не в состоянии. Или же просто не хотела. Мои соседи не узнали ни одной из революционных песен, не отреагировали ни на одну отсылку в видеоряде и словах ведущих церемонии.
- Чего ты хочешь? - сказал мне сын - историк новой формации.
- Значительная часть людей, получивших в советское время престижное гуманитарное образование ( а с ними ты и общалась) - выходцы из номенклатурных кругов. А там левая идея была страсть как непопулярна. Это ты и твои подруги - чудом залетевшее туда троцкистское левачье со "Ждановской" и из семей, в которых верили в теории Трифонова и "Варшавянку" знали наизусть.
Именно поэтому, говоря о книге Льва Данилкина мне хочется назвать ее архисвоевременной. Я не могу не согласиться с его словами о том, что Ленин - не карикатурный персонаж предложенного нам перформанса, не человек в кепке на Красной площади, а серьезная фигура, образ, культурный герой.
С остальным согласиться не могу.
Говорить о том, что Ленин видел диктатуру пролетариата временной мерой, забывая о том, что это было зафиксировано в Конституции ( не в указе, не в декрете, а в основном законе страны, нормативно-правовом акте прямого действия), утверждать на полном серьезе, что "решение о построении Мавзолея принимали люди умные и с хорошим образованием" ( ну да, другие-то сверх земли не положат...) для писателя простительно, тем более текст-то хороший, интересный, живой, читаемый, что важно, при таком герое и таком предмете...но принимать все эти аргументы на веру не совсем простительно для аудитории.
Я хотела было сказать, что в окружении Ленина было много федоровцев, которые в рамках философии общего дела... но, посмотрев на свою соседку по АВТОР-party, которая сосредоточенно переливала алкогольный коктейль из стакана в пластиковую бутылку, чтобы продолжить праздник русской литературы дома, решила не портить людям праздник. Им уже хорошо, зачем им Федоров, красный террор и нравственность, исходящая из идеи классовой борьбы. Но очень жаль, что, несмотря на престижную премию и хороший текст, книга Данилкина не стала основой для серьезного диалога. Хотя, возможно, это еще впереди.
Ну а в целом выбор этого года говорит о том, что литература и общество отчаянно пытаются справиться с психотравмой под названием ХХ век.
Надежда есть.
P.S. На церемонии нам сначала сыграли "Интернационал" потом Александра Ребенок с испуганными глазами прочла Георгия Иванова:
Эмалевый крестик в петлице
И серой тужурки сукно...
Какие печальные лица
И как это было давно.
Какие прекрасные лица
И как безнадежно бледны
- Наследник, императрица,
Четыре великих княжны...
Ну а я сразу вспомнила Дениса Новикова:
А мы, Георгия Иванова
ученики не первый класс,
с утра рубля искали рваного,
а он искал сердешных нас.
А мы — Георгия Иванова,
а мы — за Бога и царя
из лакированного наново
пластмассового стопаря.
Еще до бело-сине-красного,
еще в зачетных книжках «уд»,
еще до капитала частного.
— Не ври. Так долго не живут.
P.P.S. То, что лауреатов премии в силу их возраста можно спокойно звать по имени и не показаться невоспитанным, повод для отдельной радости.