О бродягах и артистах
15.03.2018 20:18
Двадцать первого марта 1889 года в Киеве родился Александр Николаевич Вертинский.
Лет сорок назад отмечать эту дату не пришло бы в голову никому.
Однако со временем стало понятно, что Вертинский это на века. Количество исследовательских и информационных публикаций о нем растет обвально: от диссертаций, до наивно-спекулятивных рассуждений о "кокаиновом холоде" . При этом искусствоведы и музыкальные критики до сих пор не дали четкого определения созданному Вертинским поэтически-музыкально-театральному жанру. Вряд ли это песни, сам артист одно время называл их ариэттами или ариэтками, но это название как-то не прижилось, хотя людям нашего поколения при этом названии вспоминается Бродский, говоривший про свои стихи "мои безделки". Некоторые критики писали, что это - «песни-новеллы», иногда их называли«песнями настроения», а на афишах нередко писали «Печальные песенки Александра Вертинского», и хотя много его песен полны умной ( а нередко и злой) иронии и часто милого юмора это определение стало популярным. Видимо, пушкинское "печаль моя светла", подсознательно вспоминаемое сразу при произнесении этого слова, и правда лучше всего описывает творчество артиста.
Созданный Вертинским жанр уникален. Каждое его поэтически-музыкальное творение это небольшой глубоко психологический рассказ о жизни души самых разных людей. А жизнь души. как мы наконец осознали, не зависит от технического прогресса и общественного строя.
Существует печальный штамп, сопровождающие творчество Вертинского: томные барышни, духи, наряды, салоны, светлое и сладкое прошлое, а ведь он вошел в искусство под знаменем футуризма и борьбы за новое искусство. Сам артист писал:
«Еще до войны в России началось новое течение в искусстве, известное под названием футуризма. В переводе это означает «искусство будущего». Прикрываясь столь растяжимым понятием, можно было в конце концов делать все что угодно. Для нас — молодых и непризнанных — футуризм был превосходным средством обратить на себя внимание.»
Правда в полной мере искусствоведы Вертинскому не верят. В отличие от футуристов Бурлюка и Маяковского он никогда не призывал никого бросать с парохода современности. В стиле Вертинского видны влияния «песенок» Михаила Кузмина, «сатириконцев» (Тэффи, Саши Чёрного), эгофутуриста Игоря-Северянина, и, конечно, символистов, в первую очередь,Александра Блока.
А созданный им «многомерный» сценический, «живописный» и собственно поэтический образ Пьеро — вариация на тему неизменной в серебряном веке commedia dell'arte — никак не был расчетливым копированием расхожего символа в надежде на успех. Даже первые рецензенты могли называть (и называли) его «декадентом», но никогда «подражателем».
Условность маски как нельзя лучше отвечала условности его искусства, лирико-иронического по сути. Здесь артист снова в полной мере оказался художником своего времени, ибо лирическая ирония была одной из доминант стиля той эпохи. Мы видим иронию( и лирическую и трагическую) в стихах Иннокентия Анненского, Михаила Кузмина, Федора Сологуба, Александра Блока, Андрея Белого, Игоря Северянина, Николая Гумилева, Георгия Иванова и многих других, но при этом в какой бы перечень имен мы не стремились вписать А.Н. Вертинского, его собственное имя будет стоять особняком.
В миниатюрах Вертинского последовательно и художественно мотивированно разрабатывается ироническая поэтика «маски». Свои «печальные песенки» он начал исполнять в гриме и костюме Пьеро. И снял этот костюм вместе с маской в послереволюционные годы, когда очень многие в России эти маски надели. Его темно-синий фрак не был старомодным, он был вызовом времени и обстоятельствам. В облике Вертинского была та тихая непреклонность, которая производила гораздо большее впечатление, чем эпатажная желтая кофта Маяковского.
Развивая в своем творчестве центральную метафору «мир-театр», «мир-игра» Вертинский "собирал" вокруг своего лирического героя бродячую труппу, с балеринами, танцорами танго, шарманщиками, попугаями и обезьянками.
Ну а дальше в этом балаганчике все было, как у Бродского:
Тогда, когда любовей с нами нет,
Тогда, когда от холода горбат,
Достань из чемодана пистолет,
Достань и заложи его в ломбард...
Бедность, одиночество, разочарования, тоска по Родине и рядом вера в милосердие, сострадание и доброго Бога. И при этом еще и «футуристический» бунт, эпатирование тривиальных вкусов эстетствующей публики, «разоблачение» пошлого мира и миропорядка, которому предлагается посмотреться в зеркало и внять жестокой речи, как, например, было с прототипом песни "Концерт Сарасате".
"К своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта. Меня привлекает не только одно исполнение, а подыскание соответствующих слов и одевание их в мои собственные мотивы...”, - так писал Вертинский.
И эта поэтическая линия найдет свое продолжение и в песнях Галича:
В беспамятстве дедовских кресел
Глаза я закрою, и вот —
Из рыжей Бразилии крейсер
В кисейную гавань плывёт.
А гавань созвездия множит,
А тучи -летучей грядой...
Но век не вмешаться не может,
А норов у века крутой!...
...И в песнях-историях Окуджавы с бумажными солдатами, одушевленным огнем, и богиней, созданной муравьем...
...И в стихах Бродского, воспринявшего традицию Серебряного века от Ахматовой.
Сравните. Вот Александр Николаевич:
Как хорошо без женщины, без фраз,
Без горьких слов и сладких поцелуев,
Без этих милых, слишком честных глаз,
Которые вам лгут и вас еще ревнуют!
А вот Иосиф Александрович:
Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.
Вертинского пели очень многие. С разной степенью успешности. И это связано с тем, что во-первых, для того, чтобы понимать и принимать его поэтический мир, надо быть поэтом самому, а во-вторых - поэзия и поэтика Вертинского при кажущейся внешней богемности этически является глубоко христианской, связанной с такими понятиями, как память, сострадание, любовь, прощение, покаяние, терпение, смирение и искупление.
Лет сорок назад отмечать эту дату не пришло бы в голову никому.
Однако со временем стало понятно, что Вертинский это на века. Количество исследовательских и информационных публикаций о нем растет обвально: от диссертаций, до наивно-спекулятивных рассуждений о "кокаиновом холоде" . При этом искусствоведы и музыкальные критики до сих пор не дали четкого определения созданному Вертинским поэтически-музыкально-театральному жанру. Вряд ли это песни, сам артист одно время называл их ариэттами или ариэтками, но это название как-то не прижилось, хотя людям нашего поколения при этом названии вспоминается Бродский, говоривший про свои стихи "мои безделки". Некоторые критики писали, что это - «песни-новеллы», иногда их называли«песнями настроения», а на афишах нередко писали «Печальные песенки Александра Вертинского», и хотя много его песен полны умной ( а нередко и злой) иронии и часто милого юмора это определение стало популярным. Видимо, пушкинское "печаль моя светла", подсознательно вспоминаемое сразу при произнесении этого слова, и правда лучше всего описывает творчество артиста.
Созданный Вертинским жанр уникален. Каждое его поэтически-музыкальное творение это небольшой глубоко психологический рассказ о жизни души самых разных людей. А жизнь души. как мы наконец осознали, не зависит от технического прогресса и общественного строя.
( Вертинскому не было еще тридцати, когда Сергей Меркуров, пораженный его пластикой, пригласил артиста позировать для памятника Достоевскому, наверное, первым разглядев именно трагическую природу его дара)
Существует печальный штамп, сопровождающие творчество Вертинского: томные барышни, духи, наряды, салоны, светлое и сладкое прошлое, а ведь он вошел в искусство под знаменем футуризма и борьбы за новое искусство. Сам артист писал:
«Еще до войны в России началось новое течение в искусстве, известное под названием футуризма. В переводе это означает «искусство будущего». Прикрываясь столь растяжимым понятием, можно было в конце концов делать все что угодно. Для нас — молодых и непризнанных — футуризм был превосходным средством обратить на себя внимание.»
Правда в полной мере искусствоведы Вертинскому не верят. В отличие от футуристов Бурлюка и Маяковского он никогда не призывал никого бросать с парохода современности. В стиле Вертинского видны влияния «песенок» Михаила Кузмина, «сатириконцев» (Тэффи, Саши Чёрного), эгофутуриста Игоря-Северянина, и, конечно, символистов, в первую очередь,Александра Блока.
А созданный им «многомерный» сценический, «живописный» и собственно поэтический образ Пьеро — вариация на тему неизменной в серебряном веке commedia dell'arte — никак не был расчетливым копированием расхожего символа в надежде на успех. Даже первые рецензенты могли называть (и называли) его «декадентом», но никогда «подражателем».
Условность маски как нельзя лучше отвечала условности его искусства, лирико-иронического по сути. Здесь артист снова в полной мере оказался художником своего времени, ибо лирическая ирония была одной из доминант стиля той эпохи. Мы видим иронию( и лирическую и трагическую) в стихах Иннокентия Анненского, Михаила Кузмина, Федора Сологуба, Александра Блока, Андрея Белого, Игоря Северянина, Николая Гумилева, Георгия Иванова и многих других, но при этом в какой бы перечень имен мы не стремились вписать А.Н. Вертинского, его собственное имя будет стоять особняком.
В миниатюрах Вертинского последовательно и художественно мотивированно разрабатывается ироническая поэтика «маски». Свои «печальные песенки» он начал исполнять в гриме и костюме Пьеро. И снял этот костюм вместе с маской в послереволюционные годы, когда очень многие в России эти маски надели. Его темно-синий фрак не был старомодным, он был вызовом времени и обстоятельствам. В облике Вертинского была та тихая непреклонность, которая производила гораздо большее впечатление, чем эпатажная желтая кофта Маяковского.
Развивая в своем творчестве центральную метафору «мир-театр», «мир-игра» Вертинский "собирал" вокруг своего лирического героя бродячую труппу, с балеринами, танцорами танго, шарманщиками, попугаями и обезьянками.
Ну а дальше в этом балаганчике все было, как у Бродского:
Тогда, когда любовей с нами нет,
Тогда, когда от холода горбат,
Достань из чемодана пистолет,
Достань и заложи его в ломбард...
Бедность, одиночество, разочарования, тоска по Родине и рядом вера в милосердие, сострадание и доброго Бога. И при этом еще и «футуристический» бунт, эпатирование тривиальных вкусов эстетствующей публики, «разоблачение» пошлого мира и миропорядка, которому предлагается посмотреться в зеркало и внять жестокой речи, как, например, было с прототипом песни "Концерт Сарасате".
"К своему творчеству я подхожу не с точки зрения артиста, а с точки зрения поэта. Меня привлекает не только одно исполнение, а подыскание соответствующих слов и одевание их в мои собственные мотивы...”, - так писал Вертинский.
И эта поэтическая линия найдет свое продолжение и в песнях Галича:
В беспамятстве дедовских кресел
Глаза я закрою, и вот —
Из рыжей Бразилии крейсер
В кисейную гавань плывёт.
А гавань созвездия множит,
А тучи -летучей грядой...
Но век не вмешаться не может,
А норов у века крутой!...
...И в песнях-историях Окуджавы с бумажными солдатами, одушевленным огнем, и богиней, созданной муравьем...
...И в стихах Бродского, воспринявшего традицию Серебряного века от Ахматовой.
Сравните. Вот Александр Николаевич:
Как хорошо без женщины, без фраз,
Без горьких слов и сладких поцелуев,
Без этих милых, слишком честных глаз,
Которые вам лгут и вас еще ревнуют!
А вот Иосиф Александрович:
Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.
Вертинского пели очень многие. С разной степенью успешности. И это связано с тем, что во-первых, для того, чтобы понимать и принимать его поэтический мир, надо быть поэтом самому, а во-вторых - поэзия и поэтика Вертинского при кажущейся внешней богемности этически является глубоко христианской, связанной с такими понятиями, как память, сострадание, любовь, прощение, покаяние, терпение, смирение и искупление.
( Олег Погудин исполняет песни Вертинского в МГУ. 2017 год)
Народный артист России Олег Погудин поет песни Вертинского уже более 25 лет. И в его случае мы видим идеальное совпадение ( но не копирование) базовых концептов творчества Александра Николаевича, переосмысленное и художественно освоенное человеком другого поколения. Ну а про то, что человек, отдавший тридцать лет сцене, знает о бродягах и артистах все, говорить не приходится. Во время исполнения Погудиным песен Вертинского люди плачут, смеются, удивляются, аплодируют не жалея ладоней и уходят из зала счастливыми.
Двадцать пятого марта Олег Погудин представляет программу "Вертинский" в Московском Международном Доме Музыки.
Народный артист России Олег Погудин поет песни Вертинского уже более 25 лет. И в его случае мы видим идеальное совпадение ( но не копирование) базовых концептов творчества Александра Николаевича, переосмысленное и художественно освоенное человеком другого поколения. Ну а про то, что человек, отдавший тридцать лет сцене, знает о бродягах и артистах все, говорить не приходится. Во время исполнения Погудиным песен Вертинского люди плачут, смеются, удивляются, аплодируют не жалея ладоней и уходят из зала счастливыми.
Двадцать пятого марта Олег Погудин представляет программу "Вертинский" в Московском Международном Доме Музыки.