ВЫСОЦКИЙ. ВЕЧНЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ.
21.06.2018 14:07
- Кто организовал такую очередь? - недовольно спросила организаторов выставки " Коридоры. Семь миров Высоцкого" дама в розовой майке.
- Народ, - ответили они, пожав плечами.
И действительно, вчера на открытие выставки в Еврейском музее выстроилась огромная очередь, в которой терпеливо стояли люди в силу молодости уже и не знающие, что это такое.
Вообще-то, то, что предлагают зрителям создатели этого проекта трудно назвать выставкой. Скорее это их авторский взгляд на жизнь и творчество Владимира Высоцкого.
Зрители получают наушники, в которых звучат песни Высоцкого, и под их аккомпанемент начинают путь по лабиринтам-коридорам советской эпохи. Каждый из залов выставочного пространства — это застывший кинокадр ( точнее, та декорация, которая станет кинокадром), посвященный одной из песен Высоцкого. Войдя в первый коридор, посетитель попадёт в столичную коммуналку, в другом окажется в опасной московской подворотне, в третьем - в прифронтовом окопе, в четвертом - в советской пивной.
Мы уже давно живём в эпоху тотальной визуализации. Проблемы визуальности становятся предметом научной рефлексии в искусствоведении, литературоведении, психологии, культурологии, философии. В гуманитарной мысли конца двадцатого - начала двадцать первого века возникла теория «философских поворотов», и важнейший из них носит название иконического, или визуального. Суть его в том, что в пространстве культуры происходит "выскальзывание" из-под власти слова на смену вербально ориентированному типу приходит визуально ориентированная культурная парадигма. Мир начинает восприниматься не как текст, а как образ, изменяются способы и методы анализа в разных областях гуманитарной науки, а визуальность становится концептуально значимой категорией.
Понятно, что и роль музеев и само понятие "выставки" при этом меняются.
Когда я прочла, что творческую команду создателей экспозиции возглавляет Ян Визинберг, художником-постановщиком экспозиции выступает Андрей Понкратов («Нелюбовь», «Левиафан», «Елена» А. Звягинцева, «Лето» К. Серебренникова), а художником по свету —кинооператор Владислав Опельянц («Заложники», «Ученик», «12», «Лето»), то уже стало понятно, что картинок прошлого в духе фильмов "Оттепель" или "Таинственная страсть" зрителям не покажут.
И правда, экспозиция открывается "Балладой о детстве" Высоцкого и коммуналкой во всей ее красе - с кастрюлями, бельем, рваными обоями, заклеенными газетой окнами, шелухой от семечек и яичной скорлупой. Сам по себе интерьер уже атмосферен и талантлив, но в нем еще есть манекены. И не простые. У каждого из них вместо головы какой-то предмет: велосипедное седло, швейная машинка...
Люди-функции, люди-винтики. Возникает впечатление. что это - декорации к фильму "Место встречи изменить нельзя", но нарисованные Босхом.
Видеоряд предельно трагичен - в этом мире жить человеку не то, что неуютно, но и невозможно..."не досталось им даже по пуле" в этом окружении звучит совершенно естественно и без надрыва.
Зрителя проведут по всем кругам советского ада: коммуналка-пивнушка- психушка.
При этом именно в условиях статичных композиций-декораций станет ясно видно одно базовое свойство песен Высоцкого, которому даже такой тонкий исследователь поэтических текстов, как Петр Вайль не нашел русского аналога. Это "драйв".
"Как перевести на русский - напор, надрыв, сырая эмоция? Но здесь нет присутствующего в английском слове вектора движения, идеи гона, преследования, удара, атаки. У Высоцкого драйв повсюду...по гулу драйва Высоцкий узнается безошибочно", - писал он. Это движение, это попытка побега, это упорное биение птицы о стекло, потому что "пора, брат, пора..."
Последняя комната - "Мертвый дом". Здесь хоронят человека с гитарой вместо головы, у изголовья стоит генерал с мясорубкой на месте лица. Другой человек сосёт через медицинскую трубку кровь мертвеца. Навь, нечисть, уже не прячется по углам, а выступает организатором похорон и, кажется, скоро скажет прочувствованное слово. Вот только кровь допьет.
В наушниках звучит:
И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли да глядели глаза,
И где люди живут, и - как люди живут.
...Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня - не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черные, скатерть белая?!
И при всем кошмаре воспроизведенного советского быта, дополненного булгаковскими, босховскими и кафкианскими символами, звучащий в ушах голос оставляет ощущение прорыва, пусть ценой жизни, но прорыва в другой мир, в котором купола кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал...
Выставка продлится до 23 сентября.
- Народ, - ответили они, пожав плечами.
И действительно, вчера на открытие выставки в Еврейском музее выстроилась огромная очередь, в которой терпеливо стояли люди в силу молодости уже и не знающие, что это такое.
Вообще-то, то, что предлагают зрителям создатели этого проекта трудно назвать выставкой. Скорее это их авторский взгляд на жизнь и творчество Владимира Высоцкого.
Зрители получают наушники, в которых звучат песни Высоцкого, и под их аккомпанемент начинают путь по лабиринтам-коридорам советской эпохи. Каждый из залов выставочного пространства — это застывший кинокадр ( точнее, та декорация, которая станет кинокадром), посвященный одной из песен Высоцкого. Войдя в первый коридор, посетитель попадёт в столичную коммуналку, в другом окажется в опасной московской подворотне, в третьем - в прифронтовом окопе, в четвертом - в советской пивной.
Мы уже давно живём в эпоху тотальной визуализации. Проблемы визуальности становятся предметом научной рефлексии в искусствоведении, литературоведении, психологии, культурологии, философии. В гуманитарной мысли конца двадцатого - начала двадцать первого века возникла теория «философских поворотов», и важнейший из них носит название иконического, или визуального. Суть его в том, что в пространстве культуры происходит "выскальзывание" из-под власти слова на смену вербально ориентированному типу приходит визуально ориентированная культурная парадигма. Мир начинает восприниматься не как текст, а как образ, изменяются способы и методы анализа в разных областях гуманитарной науки, а визуальность становится концептуально значимой категорией.
Понятно, что и роль музеев и само понятие "выставки" при этом меняются.
Когда я прочла, что творческую команду создателей экспозиции возглавляет Ян Визинберг, художником-постановщиком экспозиции выступает Андрей Понкратов («Нелюбовь», «Левиафан», «Елена» А. Звягинцева, «Лето» К. Серебренникова), а художником по свету —кинооператор Владислав Опельянц («Заложники», «Ученик», «12», «Лето»), то уже стало понятно, что картинок прошлого в духе фильмов "Оттепель" или "Таинственная страсть" зрителям не покажут.
И правда, экспозиция открывается "Балладой о детстве" Высоцкого и коммуналкой во всей ее красе - с кастрюлями, бельем, рваными обоями, заклеенными газетой окнами, шелухой от семечек и яичной скорлупой. Сам по себе интерьер уже атмосферен и талантлив, но в нем еще есть манекены. И не простые. У каждого из них вместо головы какой-то предмет: велосипедное седло, швейная машинка...
( Фото предоставлено пресс-службой Еврейского музея)
Люди-функции, люди-винтики. Возникает впечатление. что это - декорации к фильму "Место встречи изменить нельзя", но нарисованные Босхом.
Видеоряд предельно трагичен - в этом мире жить человеку не то, что неуютно, но и невозможно..."не досталось им даже по пуле" в этом окружении звучит совершенно естественно и без надрыва.
Зрителя проведут по всем кругам советского ада: коммуналка-пивнушка- психушка.
При этом именно в условиях статичных композиций-декораций станет ясно видно одно базовое свойство песен Высоцкого, которому даже такой тонкий исследователь поэтических текстов, как Петр Вайль не нашел русского аналога. Это "драйв".
"Как перевести на русский - напор, надрыв, сырая эмоция? Но здесь нет присутствующего в английском слове вектора движения, идеи гона, преследования, удара, атаки. У Высоцкого драйв повсюду...по гулу драйва Высоцкий узнается безошибочно", - писал он. Это движение, это попытка побега, это упорное биение птицы о стекло, потому что "пора, брат, пора..."
Последняя комната - "Мертвый дом". Здесь хоронят человека с гитарой вместо головы, у изголовья стоит генерал с мясорубкой на месте лица. Другой человек сосёт через медицинскую трубку кровь мертвеца. Навь, нечисть, уже не прячется по углам, а выступает организатором похорон и, кажется, скоро скажет прочувствованное слово. Вот только кровь допьет.
В наушниках звучит:
И из смрада, где косо висят образа,
Я, башку очертя гнал, забросивши кнут,
Куда кони несли да глядели глаза,
И где люди живут, и - как люди живут.
...Сколько кануло, сколько схлынуло!
Жизнь кидала меня - не докинула.
Может, спел про вас неумело я,
Очи черные, скатерть белая?!
И при всем кошмаре воспроизведенного советского быта, дополненного булгаковскими, босховскими и кафкианскими символами, звучащий в ушах голос оставляет ощущение прорыва, пусть ценой жизни, но прорыва в другой мир, в котором купола кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал...
Выставка продлится до 23 сентября.
Спасибо за такой содержательный отзыв.
А.С.