Итак, с первым исполнителем партии Германа мы уже познакомились.
В Санкт-Петербурге эту партию исполнил Николай Фигнер.
Однако и в Киеве 31 декабря 1890 года и в Москве в 1891 году Германа пел Михаил Медведев.
Собственно говоря, в юности он именовался Меер Бернштейн и был сыном раввина и учеником кантора.
Ему было уже 26, когда его услышал Николай Рубинштейн, который помог ему переехать в Москву и поступить в Консерваторию.
В 1879 году он, подготовив под руководством Чайковского партию Ленского, стал ее первым исполнителем.
Успех был полный и безоговорочный – ведь кроме красивого сильного голоса Медведев обладал ярким актерским дарованием (одновременно с учебой в Консерватории успевал брать уроки у знаменитого Самарина), а еще, как писали тогдашние критики, «имел счастливую внешность» - огромные глаза и кудри черные до плеч.
Чайковский был очень доволен Медведевым –Ленским, а помня, как ему в молодости помогал Николай Рубинштейн, считал своим долгом поддерживать его ученика.
Т. Щепкина-Куперник писала о Медведеве: « В Германе его глаза, весь его вид ясно подчеркивали, что он маниак… Он был любимцем публики…».
Чайковский писал о киевской премьере: «Третьего дня было первое представление «Пиковой дамы». По восторженности приема смешно даже сравнить Киев с Петербургом. Это было что-то невероятное. Ежедневно мне делают здесь овации по разным случаям».
А вот еще одно мнение (правда, высказавший его С.Левик сам на премьере ввиду малолетства не был, но автор он серьезный): «Пройдя в свое время партию Германа при консультации П. И. Чайковского, Медведев вел роль очень сдержанно, без каких-либо мелодраматических эффектов, но его исполнение было полно внутренних переживаний. В сцене в казарме, откинув назад голову, застыв возле кровати на коленях, он слушал закулисный хор с совершенно отрешенным взглядом… Совершенно автоматически на замечательном звуковом морендо он произносил в последний раз: «Тройка… семерка… туз…» И отнюдь не разражался хохотом, как делали многие, а, наоборот, замирал в каком-то недоумении. Из сцены в казарме особенно выделялась фраза: «Ах, если бы я мог забыться и заснуть!» В первой половине слышалась невыразимая тоска, нечеловеческая усталость; в слове «заснуть» проскальзывала внезапно вспыхнувшая надежда. В целом это производило жуткое впечатление».
Н.Боголюбов, оперный режиссер, успевший поработать с Сабининым, Козловским и Лемешевым, вспоминал: «… ни у кого из них не было той музыкальной фразы, рожденной замечательным вокалом (особенно в среднем регистре), как у Медведева… С самого первого появления на сцене Медведева-Германа, с высокой и стройной фигурой, с бледным лицом, на котором лихорадочным блеском горели большие темные глаза, вы уже не в состоянии были от него оторваться – ни слухом, ни зрением. Я допускаю охотно, что Медведев не был Германом, созданным пером Пушкина, но что он был неповторимым Германом Чайковского и отзвуком его «Патетической симфонии» - это было абсолютно верно».
Боголюбов проговаривается о том, о чем добрейший Петр Ильич никогда бы не сказал вслух. Он мог об этом написать и только конфиденциально, как, например, Направнику перед Санкт-Петербургской премьерой: «Был я у Фигнера и прошел с ним и с Медеей их партии. В некоторых местах… я сделал для него маленькие изменения… Пришлось мне к моему великому огорчению сделать для Фигнера транспонировку brindisi последней картины, ибо он говорит, что в настоящем тоне решительно не может петь».
У Медведева голосовых ограничений не было.
Все это вовсе не значит, что один певец был лучше другого – кстати и критика тогда была культурнее и не делала противопоставление исполнителей своим главным методом, а скорее говорит о том, что великая музыка давала возможность для реализации артистам с разными возможностями и типами дарования.
Медведев спел огромное количество оперных партий и стал одним из первых наших певцов, добившихся успеха за рубежом.
В 1898—1900 годах он выступал в США. Удивительно, что он пел там и академические романсы Глинки, Кюи, Римского-Корсакова, Аренского, Чайковского и самый обычный городской романс ( вот примерно такой, как на этом концерте Олега Погудина ).
Удивительно потому, что он выступал перед публикой, не знающей русского языка. Местные газеты писали: «Исполнением романсов Чайковского Медведев открыл Америке русского Шуберта».
И если американцам он открыл «русского Шуберта», то русским слушателям двух певиц, которые без его помощи так и остались бы «Лидкой-сиротой» и «Катькой-шарманщицей».
Продолжение будет…