В шестнадцатом веке в Испании возник жанр, который назвали «роман с ключом». Героями таких романов становились исторические или мифологические персонажи, в которых угадывались известные читателям современники – чаще всего это были придворные и литераторы. Иногда к такому роману прилагался «ключ» — список, где указывалось, кто есть кто, а иногда ключ старались скрыть, поскольку угадать прототипа могло быть небезопасно.

К девятнадцатому веку роман с ключом был благополучно забыт, но в двадцатые годы двадцатого века, то есть сто лет назад, вновь стал остромодным.

Оно и понятно, в «ревущие двадцатые» за мемуары и автобиографические книги садились, чуть выйдя из подросткового возраста, понимая, что до преклонных лет можно и не дожить. Но при этом, писать правду и называть всех настоящими именами, было довольно страшно: многие герои были живы и здоровы. Приходилось прятать участников событий под именами вымышленными и часто это становилось уже художественным приемом. Никаких ключей при этом уже не прилагалось, их предлагалось находить читателю, а сам автор тоже становился героем романа.

Наверное, самые известные современные романы с ключом это «Сумасшедший корабль» Форш, «Театральный роман» Булгакова и «Алмазный мой венец» Катаева. И, конечно, «Поэма без героя» Ахматовой.

( Обложка программки спектакля)

«Серебряный век» Олега Погудина, московская премьера которого состоялась 24 июня в Мастерской Петра Фоменко – тоже роман с ключом. Театральный.

Сам режиссер определил его жанр как «спектакль-феерия» в двух частях: «Театральный романс» и «Снежная колыбельная».

В прологе спектакля Погудин читает мандельштамовское «Я не увижу знаменитой «Федры», в старинном многоярусном театре».

- Нужны новые формы. Новые формы нужны, - перебивает его герой Данила Можаева и мы оказываемся зрителями спектакля о том, как герои «Чайки» ставят и смотрят «Балаганчик» Блока.

Треплев говорит про новые формы в 1896 году. Проходит 10 лет и появляется «Балаганчик», посвященный Мейерхольду, сыгравшему Треплева в знаменитом МХАТовском спектакле.

И когда смотришь поставленный Олегом Погудиным спектакль, то первая мысль – почему же этого никто не увидел раньше, ведь это настолько органично и естественно. Кому как не Косте Треплеву предстать потом в образ Пьеро.

Первое действие завершается романсом «Чайка» удивительным тем, что он был написан под впечатлением от чеховской пьесы, и стихами Блока о том, что надо плакать, петь, идти.

«Снежная колыбельная», давшая название второй части спектакля,- одна из самых сложных для понимания (даже в буквальном смысле – для понимания сюжета) ариеток Вертинского. Наши герои оказываются уже в Настоящем Двадцатом Веке, в реальной жизни и реальных обстоятельствах.

Не до стихов... Здесь слишком много слез,

В безумном и несчастном мире этом.

Здесь круглый год стоградусный мороз -

Зимою, осенью, весною, летом.

Здесь должен прозой говорить всерьез

Тот, кто дерзнул назвать себя поэтом, - напишет о настоящем двадцатом веке Анатолий Штейгер.

И всем участникам спектакля откровенный разговор со зрителем всерьез удается.

Надо сказать, что спектакль поражает своей многомерностью и объемом.

На современной сцене много крепких режиссерских работ, у которых только один недостаток, зрителю на спектакле сразу бывает понятно, что убийца – садовник.

У Погудина режиссера и сценариста все не так. Архитектоника его спектакля исключительно целостна, при этом, если говорить о его архитектуре, то пространство «Серебряного века» совпадает с пространствами Серебряного века с лабиринтами, зеркалами, башнями и парадными залами.

И, конечно, говоря о спектакле нельзя не говорить о его музыке.

Блок писал о «духе музыки», а Б. Асафьев называл его «гениальным музыкантом-поэтом». «Но, видит бог, есть музыка над нами», - верил Мандельштам, Ахматова в «Поэме без героя» вспоминала "Дон Жуана" Моцарта, Шопена, чакону Баха и Седьмую симфонию.

В спектакле звучит музыка Вивальди, Грига, Сен-Санса, Чайковского и других композиторов. И ни один из них там не случаен. Например, Вивальди, это не только отсылка к Венеции и комедии масок, образы которой зажили в Серебряном веке своей жизнью. Вивальди, как и роман с ключом, к ХХ веку был забыт, и его новая история началась, когда композитор Франц Крейслер выдал за его концерт собственное сочинение, которое произвело фурор (а «Времена года» были открыты потом.) Так что рыжий падре в Серебряном веке с его стихией театра, маски и тайны абсолютно свой, как и поэтесса Черубина де Габриак из-з которой дрались на дуэли Гумилев и Волошин, и скандальная «Книга Маркизы» Сомова, которая вышла якобы в Венеции, а на самом деле в Петрограде да еще в 1918 году.

И, конечно, в спектакле звучат прекрасные романсы, которые Олег Погудин называет недопетой песней Серебряного века, и песни Александра Вертинского, который предстает на сцене не сериальным героем, а великим русским артистом, что гораздо больше соответствует действительности.

Почти 60 лет назад Ги Дебор написал знаменитый трактат: «La Société du spectacle».

В «обществе спектакля» мы живем и сейчас. На зрителя постоянно обрушиваются новые трактовки классики и сериалы о культовых фигурах недавнего времени, людям рассказывают, что раньше от них многое скрывали, но вот сейчас, наконец, благодаря интерпретаторам и визуализаторам откроются все сногосшибательные и умопомрачительные тайны героев прошлого.

Олег Погудин в своих спектаклях не обещает открытия никаких подобных тайн. Он всматривается в культуру Серебряного века с любовью и сопереживанием, не ставит оценок, не допрашивает героев эпохи, а сочувствует им: всем – и реальным людям и литературным персонажам. Ключ, который он предлагает к своим работам, доступен всем: это любовь к русскому слову, интерес к эпохе и внимательный, сочувственный взгляд на ее героев.

И такой подход неизменно встречает понимание и благодарность зрителей. 24 июня овацию в переполненном зале Мастерской Фоменко пришлось останавливать волевым путем: был риск, что зрители не успеют на метро и электрички.