Необязательные мемуары. Вступление. Глава 1 - Дом
01.05.2020 18:29
Не могу внятно объяснить, с какого бодуна я вдруг решил попробовать писать воспоминания. Хотя пора подводить неутешительные итоги, личность моя слишком ординарная, незначительная, не "судьбоносная". Конечно, я был свидетелем, очевидцем и немного участником революционных событий конца 80-х - начала 90-х годов ХХ века, но таких участников-очевидцев многие десятки тысяч, ни к каким тайнам я причастен не был, никакого потаённого, эзотерического знания у меня нет.
Однако хочу попытаться. Другие пишут. Чем я хуже других?
Богач, бедняк
Я родился в советской интеллигентской семье среднего достатка, в Москве, в доме номер 16 по Ленинградскому проспекту, еще при Хрущеве, 21 марта 1960 года.
Вспоминается анекдот про Фаину Георгиевну Раневскую. Она как-то вздумала сочинять мемуары и запнулась на первой же фразе "Я родилась в семье небогатого нефтепромышленника". Понятно, что небогатых нефтепромышленников не бывает, но время было советское, и богатством предков кичиться не полагалось.
У меня такой проблемы нет, но мне чуть потруднее, чем Фаине Георгиевне. Она родилась еще "до исторического материализма", когда понятия и критерии богатства/бедности были ясными и четкими. В советскую эпоху все критерии сместились и спутались.
Кого в 60-е годы ХХ можно было считать бедным или богатым? Да, существовала высшая прослойка "небожителей", совпартхозноменклатуры, официозных писателей, художников, академиков и народных артистов СССР. Они жили отдельно, почти при коммунизме. При Сталине это не спасало их от возможности быть расстрелянными и отправленными в лагеря. При Брежневе для них наступила тишь да гладь, да божья благодать.
Но от этой элитной группы и я, и моя семья были безнадежно и бесконечно далеки.
Обычные же советские граждане, хотя и вырвались к 60-м годам ХХ века из тисков уравниловки, хотя и среди них началось расслоение, по-настоящему богатыми стать не могли.
Насколько мне известно из рассказов и литературы, немало было по-настоящему бедных, то есть, испытывающих трудности с элементарным пропитанием, несмотря на неслыханно - для цивилизованного мира - низкие цены на продукты и особенно на жилье. В советском "социальном" государстве часть работающих граждан еле-еле сводила концы с концами. Правда, умереть с голода им тоже не давали.
Но и от этих слоев населения и я, и моя семья были далеки.
Вот и получается, как я уже выше сформулировал, средний достаток, без роскоши, но с железобетонной уверенностью в завтрашнем дне. Сейчас всё стало намного хуже.
Если брать советские традиционные критерии достатка - наличие машины, дачи, дубленки, джинсов, импортных шмоток и бытовой техники, то дела обстояли так.
Машины у нас никогда не было (была у маминого двоюродного брата Юрия Симонова, инвалида Великой Отечественной войны, консервная банка на колесах и с ручным управлением, их выдавали даром инвалидам войны), но это все-таки не совсем "моя семья" в узком смысле слова, хотя первые десять лет моей жизни мы жили с Юрой и его семьей в одном доме, и рядом был его гараж.
Дачу в 60-е годы мы снимали, в памяти витают названия Валентиновка и Загорянка, больше ничего, был слишком мал. Там, на даче, к нам приблудилась собака, уже взрослая, необыкновенно умная. Пса назвали Рыжиком, и когда чуть позже оказалось, что это, пардон, сука, то стали называть ее мадам Рыжик.
Она была уникальной и исключительной собакой. Помню байку, что на некой даче только мы с Рыжиком и ходили по дорожкам, не заходя на газоны. За себя не поручусь, хотя рассказывают, что я был тихим и аккуратным ребенком.
Потом, намного позднее, уже во второй половине 80-х годов, в перестройку, своя дача у нас появилась.
Заколоченный дом
Забегая вперед, расскажу о ней вкратце. Маме, которая работала в журнале "Огонек", как и многим другим сотрудникам издательства "Правда", выделили участок в дачном поселке Зенькино, недалеко, хотя не так уж близко, от станции Ново-Иерусалимская Рижской железной дороги.
Мы купили сборный домик для дачи (маме как участнику Великой Отечественной войны продавали с большой скидкой), его, по частям, привезли в Зенькино. Там мы перетащили запчасти на участок. И потом долго-долго, больше десяти лет, этот домик собирали.
Мы с братом, сыном маминой родной сестры, с которым мы вместе росли, вбухали в эту постройку уйму денег. Нанимали молдаван, приезжали сами, делали отмостку, даже я лично бегал туда-сюда со здоровенной тачкой. В результате домик стоит, заброшенный и заколоченный, участок густо зарос сорняками да всякими кустами, и даже электричество так и не подключено к этому несчастному строению, в котором, наверное, периодически обитают бомжи, хотя не факт, ведь им надо попасть на территорию огороженного и охраняемого дачного поселка.
Почему так случилось? Мама, пока была жива, много раз пилила нас с братом за то, что мы "не занимаемся дачей" или плохо ею занимаемся, однако категорически отказывалась там жить, она была сугубо городским человеком, дачная жизнь ее не прельщала. Тетя периодически приезжала с нами на участок, посадила там какие-то цветы, облепиху, что-то еще, но потом заболела, и переместить ее на дачу стало невозможно.
Нам с братом и подавно некогда было туда переселяться. Мы и так с трудом выкраивали время в выходные, чтобы туда ездить. Вот и вышло, что дача эта оказалась никому не нужной. Да еще за минувшие годы накопился приличный долг. То есть, ничего, кроме хлопот и расходов, этот участок нам не принес.
В конце концов я отказался от этой хлопотной "недвижимости" в пользу брата (вместе с немалыми долгами), и он сам решит, что с ней делать.
Богач, бедняк. Продолжение
С дубленками, джинсами и прочей подобной фигней у меня в детстве особых проблем не было, хотя не было изобилия. Слава Богу, период борьбы со "стилягами", а также "мещанством" и "вещизмом" я не застал. Да и все эти перипетии сильно преувеличены в художественной литературе, а особенно в кинематографе.
У меня в семье считалось, что вещи должны быть качественные и долго носиться. А вот техникой - телевизорами, холодильниками, магнитофонами - обходились отечественной.
Первый телевизор появился, насколько я помню, еще в старом доме, в середине 60-х годов. Цветной телевизор мама как участник Великой Отечественной войны покупала по талону в центральном магазине на улице Горького (ныне Тверская), я, будучи уже молодым журналистом, ей помогал в качестве физической силы.
Из моей семьи никто за границей не работал - была ведь и такая, полу-элитная прослойка. К "Березкам" никто из нас доступа не имел. "Живые" доллары, а также виски и джин, я увидел и попробовал впервые уже в зрелом возрасте, в эпоху поздней перезрелой перестройки.
Однако лучшая подруга мамы, Наталья Соломоновна Михоэлс, эмигрировала в 70-е годы в Израиль, и оттуда постоянно присылала нам, так сказать, предметы одежды и обувь, но этому я посвящу особую, отдельную главу.
Ну и, чтобы закончить тему заграницы, и мама, и моя тетя, с которой мы жили вместе, не раз ездили за кордон. Как известно, в СССР выпускали не всех, но наша семья была вполне "выездной". Я же вырвался за пределы родины только в постсоветскую эпоху.
Однако хочу попытаться. Другие пишут. Чем я хуже других?
Богач, бедняк
Я родился в советской интеллигентской семье среднего достатка, в Москве, в доме номер 16 по Ленинградскому проспекту, еще при Хрущеве, 21 марта 1960 года.
Вспоминается анекдот про Фаину Георгиевну Раневскую. Она как-то вздумала сочинять мемуары и запнулась на первой же фразе "Я родилась в семье небогатого нефтепромышленника". Понятно, что небогатых нефтепромышленников не бывает, но время было советское, и богатством предков кичиться не полагалось.
У меня такой проблемы нет, но мне чуть потруднее, чем Фаине Георгиевне. Она родилась еще "до исторического материализма", когда понятия и критерии богатства/бедности были ясными и четкими. В советскую эпоху все критерии сместились и спутались.
Кого в 60-е годы ХХ можно было считать бедным или богатым? Да, существовала высшая прослойка "небожителей", совпартхозноменклатуры, официозных писателей, художников, академиков и народных артистов СССР. Они жили отдельно, почти при коммунизме. При Сталине это не спасало их от возможности быть расстрелянными и отправленными в лагеря. При Брежневе для них наступила тишь да гладь, да божья благодать.
Но от этой элитной группы и я, и моя семья были безнадежно и бесконечно далеки.
Обычные же советские граждане, хотя и вырвались к 60-м годам ХХ века из тисков уравниловки, хотя и среди них началось расслоение, по-настоящему богатыми стать не могли.
Насколько мне известно из рассказов и литературы, немало было по-настоящему бедных, то есть, испытывающих трудности с элементарным пропитанием, несмотря на неслыханно - для цивилизованного мира - низкие цены на продукты и особенно на жилье. В советском "социальном" государстве часть работающих граждан еле-еле сводила концы с концами. Правда, умереть с голода им тоже не давали.
Но и от этих слоев населения и я, и моя семья были далеки.
Вот и получается, как я уже выше сформулировал, средний достаток, без роскоши, но с железобетонной уверенностью в завтрашнем дне. Сейчас всё стало намного хуже.
Если брать советские традиционные критерии достатка - наличие машины, дачи, дубленки, джинсов, импортных шмоток и бытовой техники, то дела обстояли так.
Машины у нас никогда не было (была у маминого двоюродного брата Юрия Симонова, инвалида Великой Отечественной войны, консервная банка на колесах и с ручным управлением, их выдавали даром инвалидам войны), но это все-таки не совсем "моя семья" в узком смысле слова, хотя первые десять лет моей жизни мы жили с Юрой и его семьей в одном доме, и рядом был его гараж.
Дачу в 60-е годы мы снимали, в памяти витают названия Валентиновка и Загорянка, больше ничего, был слишком мал. Там, на даче, к нам приблудилась собака, уже взрослая, необыкновенно умная. Пса назвали Рыжиком, и когда чуть позже оказалось, что это, пардон, сука, то стали называть ее мадам Рыжик.
Она была уникальной и исключительной собакой. Помню байку, что на некой даче только мы с Рыжиком и ходили по дорожкам, не заходя на газоны. За себя не поручусь, хотя рассказывают, что я был тихим и аккуратным ребенком.
Потом, намного позднее, уже во второй половине 80-х годов, в перестройку, своя дача у нас появилась.
Заколоченный дом
Забегая вперед, расскажу о ней вкратце. Маме, которая работала в журнале "Огонек", как и многим другим сотрудникам издательства "Правда", выделили участок в дачном поселке Зенькино, недалеко, хотя не так уж близко, от станции Ново-Иерусалимская Рижской железной дороги.
Мы купили сборный домик для дачи (маме как участнику Великой Отечественной войны продавали с большой скидкой), его, по частям, привезли в Зенькино. Там мы перетащили запчасти на участок. И потом долго-долго, больше десяти лет, этот домик собирали.
Мы с братом, сыном маминой родной сестры, с которым мы вместе росли, вбухали в эту постройку уйму денег. Нанимали молдаван, приезжали сами, делали отмостку, даже я лично бегал туда-сюда со здоровенной тачкой. В результате домик стоит, заброшенный и заколоченный, участок густо зарос сорняками да всякими кустами, и даже электричество так и не подключено к этому несчастному строению, в котором, наверное, периодически обитают бомжи, хотя не факт, ведь им надо попасть на территорию огороженного и охраняемого дачного поселка.
Почему так случилось? Мама, пока была жива, много раз пилила нас с братом за то, что мы "не занимаемся дачей" или плохо ею занимаемся, однако категорически отказывалась там жить, она была сугубо городским человеком, дачная жизнь ее не прельщала. Тетя периодически приезжала с нами на участок, посадила там какие-то цветы, облепиху, что-то еще, но потом заболела, и переместить ее на дачу стало невозможно.
Нам с братом и подавно некогда было туда переселяться. Мы и так с трудом выкраивали время в выходные, чтобы туда ездить. Вот и вышло, что дача эта оказалась никому не нужной. Да еще за минувшие годы накопился приличный долг. То есть, ничего, кроме хлопот и расходов, этот участок нам не принес.
В конце концов я отказался от этой хлопотной "недвижимости" в пользу брата (вместе с немалыми долгами), и он сам решит, что с ней делать.
Богач, бедняк. Продолжение
С дубленками, джинсами и прочей подобной фигней у меня в детстве особых проблем не было, хотя не было изобилия. Слава Богу, период борьбы со "стилягами", а также "мещанством" и "вещизмом" я не застал. Да и все эти перипетии сильно преувеличены в художественной литературе, а особенно в кинематографе.
У меня в семье считалось, что вещи должны быть качественные и долго носиться. А вот техникой - телевизорами, холодильниками, магнитофонами - обходились отечественной.
Первый телевизор появился, насколько я помню, еще в старом доме, в середине 60-х годов. Цветной телевизор мама как участник Великой Отечественной войны покупала по талону в центральном магазине на улице Горького (ныне Тверская), я, будучи уже молодым журналистом, ей помогал в качестве физической силы.
Из моей семьи никто за границей не работал - была ведь и такая, полу-элитная прослойка. К "Березкам" никто из нас доступа не имел. "Живые" доллары, а также виски и джин, я увидел и попробовал впервые уже в зрелом возрасте, в эпоху поздней перезрелой перестройки.
Однако лучшая подруга мамы, Наталья Соломоновна Михоэлс, эмигрировала в 70-е годы в Израиль, и оттуда постоянно присылала нам, так сказать, предметы одежды и обувь, но этому я посвящу особую, отдельную главу.
Ну и, чтобы закончить тему заграницы, и мама, и моя тетя, с которой мы жили вместе, не раз ездили за кордон. Как известно, в СССР выпускали не всех, но наша семья была вполне "выездной". Я же вырвался за пределы родины только в постсоветскую эпоху.
