Необязательные мемуары. Глава 3. Мама
04.05.2020 11:11
Троицкая Татьяна Николаевна. Родилась 2 февраля 1923 года в Челябинске. Отца, Николая Михайловича, помнила смутно. Отчим, бабушкин второй муж Эразм Николаевич ее удочерил.
Когда маме было 15 лет, в 1938 году, его арестовали, а заодно и всех его братьев. Естественно, мама всегда понимала, что ее родные и близкие, как и многие другие репрессированные, пострадали безвинно. Никаких иллюзий у нее не было.
Иллюзии были у моей тети, родной дочери арестованного ни за что деда Эразма. Она верила в Сталина, даже арест родного отца эту веру не поколебал. Правда, тетя тогда была ребенком 7 лет, но потом выросла, и все равно плакала, когда Сталин умер в 1953 году, ходила на похороны, уцелела, а отец ее тем временем сидел в лагере, был отправлен на поселение в глухую сибирскую деревню, и моя тетя, как я уже писал, вместе с матерью, моей бабушкой, ездила туда, с приключениями, но даже это не затронуло ее слепой веры в Вождя.
Осознание пришло сильно позже, и тетя честно рассказывала о заблуждениях своей юности. Типичная парадоксальная советская история. Пол-страны обожало Сталина, пол-страны ненавидело, и эта линия разделения прошла через мою семью.
А вот и другой, казалось бы, "парадокс".
За Родину. НЕ за Сталина!
В 1942 году мама пошла на фронт добровольцем. Закончив училище связистов в Челябинске, куда эвакуировалась наша семья, попала в авиаполк на Третий украинский фронт, прошла через Одессу, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, войну закончила в местечке Пегниц в Австрии (я на картах современной Австрии не нашел населенного пункта с таким названием, мог запомнить не точно).
Потому что Сталин Сталиным, режим режимом, а Родина - одна. Мама, хоть и числилась дочерью врага народа, не могла не пойти свою Родину защищать. Всегда считала это единственно правильным решением в тех обстоятельствах.
Такой патриотизм я усвоил с младых ногтей, и ничего иного - не приемлю. Нынешние "оппозиционеры" и "борцы с режЫмом" этого понять не могут, они никогда не пошли бы на фронт защищать свою страну. Заранее сдались бы любому врагу.
Но и никаких претензий от патологических патриотов я тоже не принимаю. Моя семья выполнила свой долг перед Родиной.
К началу войны мама закончила первый курс театроведческого факультета в ГИТИСе. В 19 лет девушке-театроведке было совсем не просто привыкать к фронтовому быту, да она практически никогда ничего об этом не рассказывала.
И в принципе, как все настоящие фронтовики, не любила рассказывать про войну. Разве что комические эпизоды. О том, например, как лично ей, под Одессой, сдались в плен несколько румынов, которых она как бы "окружила", и она не знала, что с ними делать. Или как в Румынии местные жители умудрились украсть энное число вещмешков прямо с проходящего поезда, в котором ехали красноармейцы. Ну, и еще несколько эпизодов.
Была у нее, между прочим, и медаль "За отвагу", лежит у меня в секретере, но я, к сожалению, не знаю, при каких обстоятельствах мама ее получила. Знаю только, что зря такую медаль не давали
Эмиграция в 60-е
После войны мама закончила ГИТИС, но театроведом не стала (как и я). Работала в газете "Сталинский сокол", потом, до ухода на пенсию, в журнале "Огонек".
Там она стала старшим редактором, возглавляла службу проверки (сегодня подобные службы повсюду сократили), и много публиковалась, но только на темы, максимально далекие от идеологии.
Мама была очень красивой женщиной, пользовалась большим успехом у мужчин, но об этом я ничего писать не буду. Скажу только, что она была замужем за Владимиром Бортко, тоже фронтовиком, отцом нынешнего кинорежиссера-коммуниста, но он мне не родственник, они развелись, и Бортко-старший был потом не раз женат. А про своего отца я расскажу отдельно.
Я с детства помню маминых друзей, сокурсников по ГИТИСу, самым известным из которых был драматург и киносценарист Анатолий Гребнев. Среди маминых друзей и хороших знакомых были поэты Давид Самойлов, Борис Слуцкий, режиссер Анатолий Эфрос, критик Андрей Турков, да всех не перечислить... Многие из них регулярно собирались у нас дома на 9 мая - главный мамин праздник - и в Татьянин день 25 января.
Благодаря маме я рос в атмосфере - если угодно - своего рода внутренней эмиграции, с элементами наивного шестидесятничества и неприятия государственного режима.
И я нисколько об этом не жалею - как мама не жалела о том, что пошла защищать родину, когда на нашу землю пришел враг. Вот только шестидесятничество ко мне не приросло. Ни в какое "восстановление ленинских норм" или "социализм с человеческим лицом" я не верил никогда, потому что годам к 15 уже четко знал, что между Лениным и Сталиным нет принципиальной разницы и что советская реальность не имеет ничего общего с лозунгами и провозглашенными принципами. Впрочем, при любом строе так бывает, при "капитализме с демократией" ничем не лучше. Государство всегда норовит обмануть и ограбить граждан, подданных, народ, да называй населяющих страну людей как угодно.
Вино и страсть
Мама любила и умела выражаться на истинно русском языке. Активно материлась, попросту говоря. До поры до времени нам, детям, внушалось, что это наследие войны. Но лишь потом выяснилось, что война тут ни при чем, а восходит эта традиция как раз к ГИТИСу.
Как и курение, которое бабушка зачем-то тоже списывала на войну. Мама курила всю жизнь, сначала - и очень долго - Беломор, когда эти папиросы были еще настоящими, потом крепкую Яву, потом жуткие сигареты LM.
Мама по случаю праздника любила выпить водки, чаще в меру, иногда не в меру. Но не обязательно водки, уважала и другие крепкие напитки. На 9 мая каждому гостю подавалась жестяная кружка с фронтовыми 100 граммами, а в шкафчике у неё всегда стоял графинчик - на всякий случай. Графинчик этот никогда не пустовал, но и не застаивался, то и дело обновлялся.
Мама отличалась бурным, страстным темпераментом, который я, к несчастью, унаследовал, она легко заводилась, кричала на меня, я тоже по молодости заводился, кричал на нее в ответ. Но потом мы стихали и мирились. Она была столь же отходчива, сколь гневлива.
Цена двух операций
Мама умерла 10 октября 2000 года от инфаркта, хотя никогда за всю свою долгую жизнь - 77 лет - не жаловалась на сердце. До последних дней курила, любила выпить, и не было никаких проблем.
Ее подкосил перелом шейки бедра, случившийся за два года до смерти. После этого ей делали две операции, дважды вставляли специальный штырь, потому что мама категорически не желала превращаться в лежачую больную и передвигаться в инвалидном кресле. Она обязательно хотела ходить.
Первую операцию ей сделали в коммерческой клинике при Боткинской больнице. Это стоило немалых денег, мы с двоюродным братом сложились, да не жалко было никаких сумм, вот только вскоре оказалось, что штырь ей вставили неправильный, некачественный, хотя и импортный, и хирурги расхваливали его на все лады.
Вот такая ядовитая ирония.
Пришлось делать вторую операцию. Совершенно бесплатно, в госпитале ветеранов, оснащенном по самому последнему слову медицинской техники.
И за этот госпиталь я благодарен Юрию Лужкову, потому что без него его бы не построили. Бывший мэр делал и хорошее, я всегда готов признать его былые заслуги, ну да не о том речь.
Новый штырь - отечественный - подошел идеально. Всё было хорошо...
НО!!! Две операции под общим наркозом не прошли бесследно в таком возрасте. И не выдержало сердце. Тут уж медицина была бессильна.
Когда маме было 15 лет, в 1938 году, его арестовали, а заодно и всех его братьев. Естественно, мама всегда понимала, что ее родные и близкие, как и многие другие репрессированные, пострадали безвинно. Никаких иллюзий у нее не было.
Иллюзии были у моей тети, родной дочери арестованного ни за что деда Эразма. Она верила в Сталина, даже арест родного отца эту веру не поколебал. Правда, тетя тогда была ребенком 7 лет, но потом выросла, и все равно плакала, когда Сталин умер в 1953 году, ходила на похороны, уцелела, а отец ее тем временем сидел в лагере, был отправлен на поселение в глухую сибирскую деревню, и моя тетя, как я уже писал, вместе с матерью, моей бабушкой, ездила туда, с приключениями, но даже это не затронуло ее слепой веры в Вождя.
Осознание пришло сильно позже, и тетя честно рассказывала о заблуждениях своей юности. Типичная парадоксальная советская история. Пол-страны обожало Сталина, пол-страны ненавидело, и эта линия разделения прошла через мою семью.
А вот и другой, казалось бы, "парадокс".
За Родину. НЕ за Сталина!
В 1942 году мама пошла на фронт добровольцем. Закончив училище связистов в Челябинске, куда эвакуировалась наша семья, попала в авиаполк на Третий украинский фронт, прошла через Одессу, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, войну закончила в местечке Пегниц в Австрии (я на картах современной Австрии не нашел населенного пункта с таким названием, мог запомнить не точно).
Потому что Сталин Сталиным, режим режимом, а Родина - одна. Мама, хоть и числилась дочерью врага народа, не могла не пойти свою Родину защищать. Всегда считала это единственно правильным решением в тех обстоятельствах.
Такой патриотизм я усвоил с младых ногтей, и ничего иного - не приемлю. Нынешние "оппозиционеры" и "борцы с режЫмом" этого понять не могут, они никогда не пошли бы на фронт защищать свою страну. Заранее сдались бы любому врагу.
Но и никаких претензий от патологических патриотов я тоже не принимаю. Моя семья выполнила свой долг перед Родиной.
К началу войны мама закончила первый курс театроведческого факультета в ГИТИСе. В 19 лет девушке-театроведке было совсем не просто привыкать к фронтовому быту, да она практически никогда ничего об этом не рассказывала.
И в принципе, как все настоящие фронтовики, не любила рассказывать про войну. Разве что комические эпизоды. О том, например, как лично ей, под Одессой, сдались в плен несколько румынов, которых она как бы "окружила", и она не знала, что с ними делать. Или как в Румынии местные жители умудрились украсть энное число вещмешков прямо с проходящего поезда, в котором ехали красноармейцы. Ну, и еще несколько эпизодов.
Была у нее, между прочим, и медаль "За отвагу", лежит у меня в секретере, но я, к сожалению, не знаю, при каких обстоятельствах мама ее получила. Знаю только, что зря такую медаль не давали
Эмиграция в 60-е
После войны мама закончила ГИТИС, но театроведом не стала (как и я). Работала в газете "Сталинский сокол", потом, до ухода на пенсию, в журнале "Огонек".
Там она стала старшим редактором, возглавляла службу проверки (сегодня подобные службы повсюду сократили), и много публиковалась, но только на темы, максимально далекие от идеологии.
Мама была очень красивой женщиной, пользовалась большим успехом у мужчин, но об этом я ничего писать не буду. Скажу только, что она была замужем за Владимиром Бортко, тоже фронтовиком, отцом нынешнего кинорежиссера-коммуниста, но он мне не родственник, они развелись, и Бортко-старший был потом не раз женат. А про своего отца я расскажу отдельно.
Я с детства помню маминых друзей, сокурсников по ГИТИСу, самым известным из которых был драматург и киносценарист Анатолий Гребнев. Среди маминых друзей и хороших знакомых были поэты Давид Самойлов, Борис Слуцкий, режиссер Анатолий Эфрос, критик Андрей Турков, да всех не перечислить... Многие из них регулярно собирались у нас дома на 9 мая - главный мамин праздник - и в Татьянин день 25 января.
Благодаря маме я рос в атмосфере - если угодно - своего рода внутренней эмиграции, с элементами наивного шестидесятничества и неприятия государственного режима.
И я нисколько об этом не жалею - как мама не жалела о том, что пошла защищать родину, когда на нашу землю пришел враг. Вот только шестидесятничество ко мне не приросло. Ни в какое "восстановление ленинских норм" или "социализм с человеческим лицом" я не верил никогда, потому что годам к 15 уже четко знал, что между Лениным и Сталиным нет принципиальной разницы и что советская реальность не имеет ничего общего с лозунгами и провозглашенными принципами. Впрочем, при любом строе так бывает, при "капитализме с демократией" ничем не лучше. Государство всегда норовит обмануть и ограбить граждан, подданных, народ, да называй населяющих страну людей как угодно.
Вино и страсть
Мама любила и умела выражаться на истинно русском языке. Активно материлась, попросту говоря. До поры до времени нам, детям, внушалось, что это наследие войны. Но лишь потом выяснилось, что война тут ни при чем, а восходит эта традиция как раз к ГИТИСу.
Как и курение, которое бабушка зачем-то тоже списывала на войну. Мама курила всю жизнь, сначала - и очень долго - Беломор, когда эти папиросы были еще настоящими, потом крепкую Яву, потом жуткие сигареты LM.
Мама по случаю праздника любила выпить водки, чаще в меру, иногда не в меру. Но не обязательно водки, уважала и другие крепкие напитки. На 9 мая каждому гостю подавалась жестяная кружка с фронтовыми 100 граммами, а в шкафчике у неё всегда стоял графинчик - на всякий случай. Графинчик этот никогда не пустовал, но и не застаивался, то и дело обновлялся.
Мама отличалась бурным, страстным темпераментом, который я, к несчастью, унаследовал, она легко заводилась, кричала на меня, я тоже по молодости заводился, кричал на нее в ответ. Но потом мы стихали и мирились. Она была столь же отходчива, сколь гневлива.
Цена двух операций
Мама умерла 10 октября 2000 года от инфаркта, хотя никогда за всю свою долгую жизнь - 77 лет - не жаловалась на сердце. До последних дней курила, любила выпить, и не было никаких проблем.
Ее подкосил перелом шейки бедра, случившийся за два года до смерти. После этого ей делали две операции, дважды вставляли специальный штырь, потому что мама категорически не желала превращаться в лежачую больную и передвигаться в инвалидном кресле. Она обязательно хотела ходить.
Первую операцию ей сделали в коммерческой клинике при Боткинской больнице. Это стоило немалых денег, мы с двоюродным братом сложились, да не жалко было никаких сумм, вот только вскоре оказалось, что штырь ей вставили неправильный, некачественный, хотя и импортный, и хирурги расхваливали его на все лады.
Вот такая ядовитая ирония.
Пришлось делать вторую операцию. Совершенно бесплатно, в госпитале ветеранов, оснащенном по самому последнему слову медицинской техники.
И за этот госпиталь я благодарен Юрию Лужкову, потому что без него его бы не построили. Бывший мэр делал и хорошее, я всегда готов признать его былые заслуги, ну да не о том речь.
Новый штырь - отечественный - подошел идеально. Всё было хорошо...
НО!!! Две операции под общим наркозом не прошли бесследно в таком возрасте. И не выдержало сердце. Тут уж медицина была бессильна.
