Необязательные мемуары. Талочка
13.05.2020 13:10
В фильме Аскольдова "Комиссар" один из героев употребляет занятный термин: "интернационал хороших людей". Вот именно такой интернационал представляли собой мамины друзья и подруги, все, за исключением Николая Шахбазова, выпускники ГИТИСа, театроведческого факультета, на который впоследствии, по их стопам, поступил и я, но об этом позже.
Это был не фальшивый "коммунистический интернационал", а самый настоящий. Евреи, грузины, армяне, татарка и, само собой, русские свободно и спокойно дружили, никогда не поминая друг другу (хотя и не забывая сами) их национальности. Думаю, что сейчас подобный интернационал хороших людей уже стал невозможным.
Но пойдем дальше.
Дочь Михоэлса
В конце 2014-го скончалась Наталья Соломоновна Вовси-Михоэлс. Ей было 93 года.
В отличие от ее старшей сестры Нины Михоэлс, широко известной в театральных кругах, которая умерла за месяц до этого, Наталью Соломоновну я очень хорошо знал. Все друзья, знакомые и близкие называли ее Талочка, она этого требовала и от меня, но я не решался, обращался чинно и чопорно "Наталья Соломоновна" и на вы, а Талочкой называл только за глаза.
Талочка была одной из лучших и давних маминых подруг еще со времен учебы на театроведческом факультете ГИТИСа. Они продолжали постоянно общаться и потом, когда Михоэлсы в 1973 - если не ошибаюсь - году уехали в Израиль, где, между прочим, выяснилось, что никому не интересен и не нужен их отец, великий, гениальный советский актер, и где они стали рядовыми обычными репатриантами, членами сообщества, которое в Израиле называют "алия". Жизнь их была в меру суровой, на грани нужды и бедности, но Талочка обладала удивительной особенностью никогда не унывать.
Я сначала был мал, потом тоже мало что понимал, однако теперь, задним числом, поражаюсь: Талочка в молодости прошла через страшные испытания, ее отец был убит, потом лицемерно, но пышно похоронен, потом объявлен врагом народа, предателем и шпионом, как и почти все друзья семьи. В лагерь был отправлен ее муж, композитор Моисей Вайнберг (потом, после Сталина, в мирное время, они расстались).
Никто не мог знать, что скоро Сталин умрет и ад закончится. Сама Талочка чудом избежала лагеря, хотя "детей врагов народа" запросто сажали, но Вождь был капризен и иной раз делал исключения. Да, скорее всего, попросту не успели ее вместе с сестрой Ниной отправить на Колыму.
Слава Богу, им повезло, но кругом людей расстреливали, и творился чудовищный беспредел последних сталинских лет, с неожиданно возродившимся пещерным антисемитизмом.
И несмотря на все эти жуткие испытания молодости, Талочка всегда, сколько я ее помню, оставалась бодрой, жизнерадостной, в меру оптимистичной. Ничто не могло ее сломить: ни сталинские репрессии, ни свинцовые мерзости брежневской советской власти, ни тяжелая травма, после которой она год передвигалась при помощи хитрых и сложновы...полненных костылей.
Это не ходовой штамп, это фактические, реальные ощущения, которые у меня всплывают в памяти при первом же упоминании ее имени.
Это был не фальшивый "коммунистический интернационал", а самый настоящий. Евреи, грузины, армяне, татарка и, само собой, русские свободно и спокойно дружили, никогда не поминая друг другу (хотя и не забывая сами) их национальности. Думаю, что сейчас подобный интернационал хороших людей уже стал невозможным.
Но пойдем дальше.
Дочь Михоэлса
В конце 2014-го скончалась Наталья Соломоновна Вовси-Михоэлс. Ей было 93 года.
В отличие от ее старшей сестры Нины Михоэлс, широко известной в театральных кругах, которая умерла за месяц до этого, Наталью Соломоновну я очень хорошо знал. Все друзья, знакомые и близкие называли ее Талочка, она этого требовала и от меня, но я не решался, обращался чинно и чопорно "Наталья Соломоновна" и на вы, а Талочкой называл только за глаза.
Талочка была одной из лучших и давних маминых подруг еще со времен учебы на театроведческом факультете ГИТИСа. Они продолжали постоянно общаться и потом, когда Михоэлсы в 1973 - если не ошибаюсь - году уехали в Израиль, где, между прочим, выяснилось, что никому не интересен и не нужен их отец, великий, гениальный советский актер, и где они стали рядовыми обычными репатриантами, членами сообщества, которое в Израиле называют "алия". Жизнь их была в меру суровой, на грани нужды и бедности, но Талочка обладала удивительной особенностью никогда не унывать.
Я сначала был мал, потом тоже мало что понимал, однако теперь, задним числом, поражаюсь: Талочка в молодости прошла через страшные испытания, ее отец был убит, потом лицемерно, но пышно похоронен, потом объявлен врагом народа, предателем и шпионом, как и почти все друзья семьи. В лагерь был отправлен ее муж, композитор Моисей Вайнберг (потом, после Сталина, в мирное время, они расстались).
Никто не мог знать, что скоро Сталин умрет и ад закончится. Сама Талочка чудом избежала лагеря, хотя "детей врагов народа" запросто сажали, но Вождь был капризен и иной раз делал исключения. Да, скорее всего, попросту не успели ее вместе с сестрой Ниной отправить на Колыму.
Слава Богу, им повезло, но кругом людей расстреливали, и творился чудовищный беспредел последних сталинских лет, с неожиданно возродившимся пещерным антисемитизмом.
И несмотря на все эти жуткие испытания молодости, Талочка всегда, сколько я ее помню, оставалась бодрой, жизнерадостной, в меру оптимистичной. Ничто не могло ее сломить: ни сталинские репрессии, ни свинцовые мерзости брежневской советской власти, ни тяжелая травма, после которой она год передвигалась при помощи хитрых и сложновы...полненных костылей.
Это не ходовой штамп, это фактические, реальные ощущения, которые у меня всплывают в памяти при первом же упоминании ее имени.
В 1973 году - опять-таки, если память меня не подводит - меня взяли на проводы семьи Михоэлсов. Потом много лет я имел возможность только слышать Талочку по телефону, так как мама регулярно звонила в Тель-Авив, и они дружно, с двух сторон пугали густым русским матом подслушивающих гебистов.
Кстати, этот самый телефон (я живу теперь в бывшей маминой квартире) до последнего момента, по инерции, находился на прослушке. Вовсе не поэтому, но я недавно перестал им пользоваться. Обе интеллигентные выпускницы ГИТИСа любили и искусно применяли русскую инвективную лексику. Мне кажется, что если и можно найти у Талочки грехи, то употребление этой лексики - единственный, да и то не грех, а мелкий грешок.
Однажды в советские времена мама смогла встретиться со старой подругой, но не в Израиле, куда нереально было поехать, а в Болгарии, на курорте, и это была отдельная веселая история: времена были дефицитные, Талочка нагрузила маму целой горой, извините, "шмоток", только ни в коем случае не для продажи или спекуляции, вот уж чем мы заниматься никогда не умели, а для раздачи родным и близким.
Я встречал маму на вокзале, взял у нее из рук гигантских размеров чемодан, который увидел впервые, и стал спрашивать, откуда он у нее взялся. Мама в ответ на меня зашикала: тихо, мол, цыц! Оказывается, чемодан тоже отдала ей Талочка, в другой все "шмотки" не помещались, а мама наивно пыталась скрыть сам факт встречи и передачи вещей. От кого скрыть? В КГБ знали всё вплоть до мельчайших деталей, но раз выпустили маму за границу, значит, понимали, что ее свидание с подругой не угрожает "режиму".
Ну а потом был День вещизма, когда раздавались родственникам и друзьям всякие джинсы, и мне что-то досталось, однако я решительно не помню подробностей.
Затем началась перестройка и политические послабления, и Талочка стала почти каждый год приезжать в Москву - на Фестиваль памяти Михоэлса, причем называлось это мероприятие именно так. Талочке и ее сестре Нине оплачивали дорогу какие-то еврейские организации, что было немаловажно, так как жили они в Израиле небогато.
Кстати, этот самый телефон (я живу теперь в бывшей маминой квартире) до последнего момента, по инерции, находился на прослушке. Вовсе не поэтому, но я недавно перестал им пользоваться. Обе интеллигентные выпускницы ГИТИСа любили и искусно применяли русскую инвективную лексику. Мне кажется, что если и можно найти у Талочки грехи, то употребление этой лексики - единственный, да и то не грех, а мелкий грешок.
Однажды в советские времена мама смогла встретиться со старой подругой, но не в Израиле, куда нереально было поехать, а в Болгарии, на курорте, и это была отдельная веселая история: времена были дефицитные, Талочка нагрузила маму целой горой, извините, "шмоток", только ни в коем случае не для продажи или спекуляции, вот уж чем мы заниматься никогда не умели, а для раздачи родным и близким.
Я встречал маму на вокзале, взял у нее из рук гигантских размеров чемодан, который увидел впервые, и стал спрашивать, откуда он у нее взялся. Мама в ответ на меня зашикала: тихо, мол, цыц! Оказывается, чемодан тоже отдала ей Талочка, в другой все "шмотки" не помещались, а мама наивно пыталась скрыть сам факт встречи и передачи вещей. От кого скрыть? В КГБ знали всё вплоть до мельчайших деталей, но раз выпустили маму за границу, значит, понимали, что ее свидание с подругой не угрожает "режиму".
Ну а потом был День вещизма, когда раздавались родственникам и друзьям всякие джинсы, и мне что-то досталось, однако я решительно не помню подробностей.
Затем началась перестройка и политические послабления, и Талочка стала почти каждый год приезжать в Москву - на Фестиваль памяти Михоэлса, причем называлось это мероприятие именно так. Талочке и ее сестре Нине оплачивали дорогу какие-то еврейские организации, что было немаловажно, так как жили они в Израиле небогато.
В конце 80-х и в 90-е мы много общались с Натальей Соломоновной (повторяю, я упорно продолжал ее так называть), и она ничуть не утратила своего скептического оптимизма, хотя много было и грустного. Последний раз я видел Талочку в день маминых похорон, в октябре 2000 года...
Талочка отличалась критическим и трезвым складом ума. Ей была чужда фанатическая ограниченность. Она не щадила своих собратьев-евреев. Все-таки была человеком русской культуры, не понимала и не желала понимать всех глупостей кошрута и дискуссий о том, можно ли в субботу - шабад - мыть задницу, ковыряться в носу или звонить по телефону.
После возвращения из Турции, с курорта, я рассказал Талочке о пейсатых ортодоксах, которые тоже какое-то время находились в том же отеле, ходили посреди летней жары в своих жутких черных лапсердаках и шапках, пугая народ.
"Они никогда не купаются?" - наивно спросил я. "Не только не купаются, но и не моются!" - уверенно ответила Наталья Соломоновна.
После маминой смерти наше общение, к сожалению, прервалось. Увы, увы и увы.
Талочка не была слишком религиозна, похоронили ее, наверное, по иудейскому обычаю. Но я считаю, что Бог един для всех, и ОН примет все души. Или не примет. Нам не дано судить, пути Господни неисповедимы.
Талочка отличалась критическим и трезвым складом ума. Ей была чужда фанатическая ограниченность. Она не щадила своих собратьев-евреев. Все-таки была человеком русской культуры, не понимала и не желала понимать всех глупостей кошрута и дискуссий о том, можно ли в субботу - шабад - мыть задницу, ковыряться в носу или звонить по телефону.
После возвращения из Турции, с курорта, я рассказал Талочке о пейсатых ортодоксах, которые тоже какое-то время находились в том же отеле, ходили посреди летней жары в своих жутких черных лапсердаках и шапках, пугая народ.
"Они никогда не купаются?" - наивно спросил я. "Не только не купаются, но и не моются!" - уверенно ответила Наталья Соломоновна.
После маминой смерти наше общение, к сожалению, прервалось. Увы, увы и увы.
Талочка не была слишком религиозна, похоронили ее, наверное, по иудейскому обычаю. Но я считаю, что Бог един для всех, и ОН примет все души. Или не примет. Нам не дано судить, пути Господни неисповедимы.