Необязательные мемуары. На холмах Грузии
14.05.2020 11:20
В Грузии я бывал много раз. То есть, в Грузинской Советской Социалистической республике. В независимой республике Грузия - всего однажды. Давно, в ноябре 1992 года. С этого визита и начну.
Бизнес-леди из оазиса
Это была командировка. Мы, группа журналистов, летали в Тбилиси за счет некой крутой грузинской бизнес-леди, чтобы пообщаться с Эдуардом Шеварднадзе. Шла абхазская война. Бизнес-леди, не помню ее имени-фамилии, молодая, интересная женщина в короткой юбке и ботфортах, в кофточке с глубоким декольте, наверное, хотела создать положительный имидж своей республики. Тонко, умно, без давления. Сразу скажу - у нее не получилось. Да она и не виновата.
Голый, пустой город. Машин на улицах - как в Москве в 50-е годы (судя по старым фильмам). Тусклое электричество (да-да, аллюзия из Окуджавы, здесь вполне к месту). Собачий холод, потому что на дворе было начало декабря. Единственное место, где имелось нормальное отопление - приемная и кабинет Шеварднадзе.
Сам "седой лис" произвел сильное впечатление - как трагическая фигура. Выдающийся политик, заплутавший в трех соснах. Мы задавали прямые и острые вопросы, без всяких экивоков, он реагировал, парировал, иногда блестяще, остроумно и искромётно. Но был внутренне растерян и напряжен.
Мне особенно запомнились его рассуждения про войну с Абхазией: дескать, вы поймите, у нас нет военного бюджета, как у нормальной страны. Получалось, что воюет не грузинское государство, а некие "добровольцы", "энтузиасты", которые "не могут смириться с ущербом территориальной целостности".
Жалко это выглядело. Обидно - для матёрого номенклатурщика, для того Шеварднадзе, каким я его знал и видел раньше (об этом ниже).
Тогда еще Грузия была в рублевой зоне. "Не думайте, что для нас это такой оазис", - предупреждал Эдуард Амвросиевич. Но я успел купить на полупустом рынке (а я ведь помню, каким он раньше был - ярким, шумным, восточным) чурчхелу, в магазине - роскошную бутыль грузинского коньяка "Тбилиси", с сургучными печатями. Всё - за гроши, по рублевым меркам.
В Грузии царила нищета. Моего друга и коллегу отказался принять знаменитый Тенгиз Абуладзе: "Угостить нечем".
Мне повезло больше. Я зашел к маминой лучшей подруге Этери Гугушвили (я о ней писал в предыдущей главе), бывшему ректору Театрального института. Не для того, чтобы угостили. Обязан был навестить. Но она повела меня на традиционное грузинское застолье. Отмечали годовщину смерти двоюродной бабушки или двунадесятой тёти, но это было как пир среди... Не чумы, конечно, но близко к тому. Чего стоило такое застолье в те годы - страшно подумать!
И я вдруг на несколько часов окунулся в прошлое. Тамада, вице-тамада, вино рекой, череда тостов, один тост был за меня - как за гостя из России, тамада даже перешел на русский - он подчеркнул "иностранный" - язык. Я в ответ сказал что-то типа: пока есть такие застолья, Грузия не умрет. К восторгу собравшихся, сильно подогретых десятками предыдущих тостов. Что-то во всем этом было призрачное, нереальное...
Проводив Этери до ее дома (б. улица Пурцеладзе, не знаю, во что ее переименовали), я пошел по ночному Тбилиси, вдоль по проспекту Руставели, к Дому журналистов, где поили нашу группу за счет бизнес-леди. Спрашивал дорогу, мне показывали, объясняли, а один пожилой грузин проводил.
Еще помню: пошли мы погулять в старый город, вязь переулков, дворов, веранд, балконов, где и не поймешь, где кончается улица, а начинается дом.
Наткнулись на скандал со стрельбой. И один тбилисец двинулся в эпицентр склоки с ручным пулеметом. За ним - жена с криком: ты зачем, гад, пулемет из дома унёс (перевели местные коллеги) - как будто он вынес из дома скалку или топор.
Улетал с безумно грустным и странным чувством. На обратном чартерном рейсе нас опять поили, но я так и не захмелел. Правда, добравшись до дома, несколько часов объяснялся исключительно по-грузински.
Нет, язык я не знал, если не считать расхожих слов и десятка фраз. Теперь уже и их забыл. Нет смысла вспоминать. Не понадобятся никогда. Отрезало. Увы
Шеварднадзе Смелый
Про "советскую Грузию". Пойдем назад в прошлое в ретроспективном порядке.
В 1981 году меня, студента ГИТИСа, мама взяла с собой на юбилей театра имени Руставели. Столетие. Как уж его вычислили, не знаю, но отмечали широко. В самом театре, естественно.
Приехал министр культуры СССР Демичев. И Шеварднадзе повел его не в правительственную ложу, а прямо в зрительный зал, где сидели все гости (аз многогрешный в их числе).
Первый секретарь ЦК Компартии Грузии свободно и раскованно пошел в народ, а Демичев выглядел, как кулик, которого заманили в силки, но он был ниже в партийной табели о рангах, и вынужден подчиниться.
Главные безобразия творились на сцене. Гость юбилея Юрий Любимов подарил Роберту Стуруа гитару Высоцкого и произнес смелую речь. Шеварднадзе аплодировал, широко улыбаясь. Демичев два-три раза сдвинул ладошки, но смотрелся совсем уж запуганной птицей.
Затем пошел вольный актерский капустник. Министр культуры покинул его по-английски. Партийный лидер проводил, но вернулся.
А под конец юбилейных торжеств был банкет, наверху, в зале приемов, неподалеку от Пантеона, где могила Грибоедова и матери Сталина. Потом писали, что могилу Грибоедова хотели ликвидировать. Ну да вроде бы этот бред и морок миновали.
В те времена я изредка видел пьяных грузин. Например, оказывается, и великие грузинские актеры, знаменитые на всю Россию, трудную фамилию которых не забывают и сегодня, бывают оборимы зеленым змием.
Бизнес-леди из оазиса
Это была командировка. Мы, группа журналистов, летали в Тбилиси за счет некой крутой грузинской бизнес-леди, чтобы пообщаться с Эдуардом Шеварднадзе. Шла абхазская война. Бизнес-леди, не помню ее имени-фамилии, молодая, интересная женщина в короткой юбке и ботфортах, в кофточке с глубоким декольте, наверное, хотела создать положительный имидж своей республики. Тонко, умно, без давления. Сразу скажу - у нее не получилось. Да она и не виновата.
Голый, пустой город. Машин на улицах - как в Москве в 50-е годы (судя по старым фильмам). Тусклое электричество (да-да, аллюзия из Окуджавы, здесь вполне к месту). Собачий холод, потому что на дворе было начало декабря. Единственное место, где имелось нормальное отопление - приемная и кабинет Шеварднадзе.
Сам "седой лис" произвел сильное впечатление - как трагическая фигура. Выдающийся политик, заплутавший в трех соснах. Мы задавали прямые и острые вопросы, без всяких экивоков, он реагировал, парировал, иногда блестяще, остроумно и искромётно. Но был внутренне растерян и напряжен.
Мне особенно запомнились его рассуждения про войну с Абхазией: дескать, вы поймите, у нас нет военного бюджета, как у нормальной страны. Получалось, что воюет не грузинское государство, а некие "добровольцы", "энтузиасты", которые "не могут смириться с ущербом территориальной целостности".
Жалко это выглядело. Обидно - для матёрого номенклатурщика, для того Шеварднадзе, каким я его знал и видел раньше (об этом ниже).
Тогда еще Грузия была в рублевой зоне. "Не думайте, что для нас это такой оазис", - предупреждал Эдуард Амвросиевич. Но я успел купить на полупустом рынке (а я ведь помню, каким он раньше был - ярким, шумным, восточным) чурчхелу, в магазине - роскошную бутыль грузинского коньяка "Тбилиси", с сургучными печатями. Всё - за гроши, по рублевым меркам.
В Грузии царила нищета. Моего друга и коллегу отказался принять знаменитый Тенгиз Абуладзе: "Угостить нечем".
Мне повезло больше. Я зашел к маминой лучшей подруге Этери Гугушвили (я о ней писал в предыдущей главе), бывшему ректору Театрального института. Не для того, чтобы угостили. Обязан был навестить. Но она повела меня на традиционное грузинское застолье. Отмечали годовщину смерти двоюродной бабушки или двунадесятой тёти, но это было как пир среди... Не чумы, конечно, но близко к тому. Чего стоило такое застолье в те годы - страшно подумать!
И я вдруг на несколько часов окунулся в прошлое. Тамада, вице-тамада, вино рекой, череда тостов, один тост был за меня - как за гостя из России, тамада даже перешел на русский - он подчеркнул "иностранный" - язык. Я в ответ сказал что-то типа: пока есть такие застолья, Грузия не умрет. К восторгу собравшихся, сильно подогретых десятками предыдущих тостов. Что-то во всем этом было призрачное, нереальное...
Проводив Этери до ее дома (б. улица Пурцеладзе, не знаю, во что ее переименовали), я пошел по ночному Тбилиси, вдоль по проспекту Руставели, к Дому журналистов, где поили нашу группу за счет бизнес-леди. Спрашивал дорогу, мне показывали, объясняли, а один пожилой грузин проводил.
Еще помню: пошли мы погулять в старый город, вязь переулков, дворов, веранд, балконов, где и не поймешь, где кончается улица, а начинается дом.
Наткнулись на скандал со стрельбой. И один тбилисец двинулся в эпицентр склоки с ручным пулеметом. За ним - жена с криком: ты зачем, гад, пулемет из дома унёс (перевели местные коллеги) - как будто он вынес из дома скалку или топор.
Улетал с безумно грустным и странным чувством. На обратном чартерном рейсе нас опять поили, но я так и не захмелел. Правда, добравшись до дома, несколько часов объяснялся исключительно по-грузински.
Нет, язык я не знал, если не считать расхожих слов и десятка фраз. Теперь уже и их забыл. Нет смысла вспоминать. Не понадобятся никогда. Отрезало. Увы
Шеварднадзе Смелый
Про "советскую Грузию". Пойдем назад в прошлое в ретроспективном порядке.
В 1981 году меня, студента ГИТИСа, мама взяла с собой на юбилей театра имени Руставели. Столетие. Как уж его вычислили, не знаю, но отмечали широко. В самом театре, естественно.
Приехал министр культуры СССР Демичев. И Шеварднадзе повел его не в правительственную ложу, а прямо в зрительный зал, где сидели все гости (аз многогрешный в их числе).
Первый секретарь ЦК Компартии Грузии свободно и раскованно пошел в народ, а Демичев выглядел, как кулик, которого заманили в силки, но он был ниже в партийной табели о рангах, и вынужден подчиниться.
Главные безобразия творились на сцене. Гость юбилея Юрий Любимов подарил Роберту Стуруа гитару Высоцкого и произнес смелую речь. Шеварднадзе аплодировал, широко улыбаясь. Демичев два-три раза сдвинул ладошки, но смотрелся совсем уж запуганной птицей.
Затем пошел вольный актерский капустник. Министр культуры покинул его по-английски. Партийный лидер проводил, но вернулся.
А под конец юбилейных торжеств был банкет, наверху, в зале приемов, неподалеку от Пантеона, где могила Грибоедова и матери Сталина. Потом писали, что могилу Грибоедова хотели ликвидировать. Ну да вроде бы этот бред и морок миновали.
В те времена я изредка видел пьяных грузин. Например, оказывается, и великие грузинские актеры, знаменитые на всю Россию, трудную фамилию которых не забывают и сегодня, бывают оборимы зеленым змием.
Победа всего грузинского народа
То ли за год, то ли за два до этого я ездил в Тбилиси в составе студенческой делегации от ГИТИСа - по обмену с Театральным институтом, где как раз была ректором Этери Гугушвили.
Я ее навестил, конечно, но от преференций отказался. Она мне предложила поселиться у нее, как обычно, но я твердо сказал, что останусь в общежитии, где разместилась вся наша делегация.
С нами были две девушки, мои однокурсницы. Одна - классическая блондинка (по цвету волос, умнее многих). Их постоянно приходилось оберегать от агрессивно-сексуального внимания местных жителей. А те вели себя, как папуасы какие-нибудь, впервые в жизни увидавшие белую женщину. Не все, конечно, но многие.
В общежитии я впервые увидел, как грузины могут напиваться в хлам и даже блевать. Это было откровением.
А потом наш главный гостеприимец, староста общежития (нечто в этом роде) по имени Реваз, или просто Резо, который нас долго, искусно и виртуозно поил, да и сам не сачковал, вдруг призвал пойти в парк Победы, что в дальнем конце проспекта Руставели, противоположном от б. площади Ленина (это для тех, кто знает географию Тбилиси).
Девушек мы не рискнули брать с собой. Пошли чисто мужской компанией. Парк Победы был на пригорке, и мы двинулись не по дорожке, а по склону. Пьяное дело - нехитрое. Море по колено. Взобрались легко, будто взлетели.
И там, наверху, Резо произнёс удивительные слова:
- Это не Парк Победы в Великой Отечественной войне. Это парк победы всего грузинского народа!
Над кем? Над чем? Мы столько выпили, что не вникали. Но так как пили вино, а не водку, да вдобавок при подъёме на свежем воздухе хмель повыветрился - очень хорошо запомнились эти слова. И лишь потом я понял, что имел в виду Реваз. Да теперь уже всем понятно.
Спускались мы не так легко, как поднимались. В нас гуляло вино и просилось наружу. И тогда Реваз предложил: "Давайте нассым на партию и правительство!"
Никто не отказался. Десять мужиков расстегнули брюки, и дружно и яростно справили малую нужду под портретами членов и кандидатов в члены Политбюро, которые расположились вдоль проспекта Руставели.
На этой мажорной ноте можно было бы закончить этот триптих.
Но я еще вспоминаю, как в музее женщина-экскурсовод не только рассказывала, но и показывала некую историческую карту Великой Грузии (лохматого какого-то века), когда она якобы включала в себя и Армению, и Азербайджан, и еще что-то.
А среди нас была студентка Таня Вартанова, армянка, которая во время экскурсии возмущенно кипела, и когда мы вышли из музея, выступила со своей версии истории Закавказья. "Это неправда, - почти кричала она, - это Грузия входила в состав Великой Армении!" Тоже в каком-то лохматом веке.
У каждой закавказской республики, даже самой маленькой, типа Южной Осетии, есть своя альтернативная история.
Метро не надо
Что еще вспомнить? В Тбилиси есть метро, но я четко помню, что знакомые мои грузины, включая Ирину, дочку Этери, брезгливо морщились при упоминании этого вида транспорта: мол, там ездят только курды и айсоры. Эти два народа представлялись в глазах грузин своего рода представителями "низшей расы".
А "юберменши" предпочитали, как минимум, такси. "Самое гуманное в СССР", как выразился один мой приятель. Понятно, что при сравнительно малых размерах Тбилиси цены на такси там были значительно ниже московских.
Так что девиз классического грузина - не только "пальто не надо", но и "метро не надо". Понты неистребимы.
И последнее. Увы, судя по всему, правы русские националисты интеллектуального склада. Если мы относились к грузинам с умилением и даже с элементами легкого восторга, то они, при всем своем гостеприимстве и улыбчивости, нас презирали и считали "низшей расой". Вот и всё, пожалуй.
То ли за год, то ли за два до этого я ездил в Тбилиси в составе студенческой делегации от ГИТИСа - по обмену с Театральным институтом, где как раз была ректором Этери Гугушвили.
Я ее навестил, конечно, но от преференций отказался. Она мне предложила поселиться у нее, как обычно, но я твердо сказал, что останусь в общежитии, где разместилась вся наша делегация.
С нами были две девушки, мои однокурсницы. Одна - классическая блондинка (по цвету волос, умнее многих). Их постоянно приходилось оберегать от агрессивно-сексуального внимания местных жителей. А те вели себя, как папуасы какие-нибудь, впервые в жизни увидавшие белую женщину. Не все, конечно, но многие.
В общежитии я впервые увидел, как грузины могут напиваться в хлам и даже блевать. Это было откровением.
А потом наш главный гостеприимец, староста общежития (нечто в этом роде) по имени Реваз, или просто Резо, который нас долго, искусно и виртуозно поил, да и сам не сачковал, вдруг призвал пойти в парк Победы, что в дальнем конце проспекта Руставели, противоположном от б. площади Ленина (это для тех, кто знает географию Тбилиси).
Девушек мы не рискнули брать с собой. Пошли чисто мужской компанией. Парк Победы был на пригорке, и мы двинулись не по дорожке, а по склону. Пьяное дело - нехитрое. Море по колено. Взобрались легко, будто взлетели.
И там, наверху, Резо произнёс удивительные слова:
- Это не Парк Победы в Великой Отечественной войне. Это парк победы всего грузинского народа!
Над кем? Над чем? Мы столько выпили, что не вникали. Но так как пили вино, а не водку, да вдобавок при подъёме на свежем воздухе хмель повыветрился - очень хорошо запомнились эти слова. И лишь потом я понял, что имел в виду Реваз. Да теперь уже всем понятно.
Спускались мы не так легко, как поднимались. В нас гуляло вино и просилось наружу. И тогда Реваз предложил: "Давайте нассым на партию и правительство!"
Никто не отказался. Десять мужиков расстегнули брюки, и дружно и яростно справили малую нужду под портретами членов и кандидатов в члены Политбюро, которые расположились вдоль проспекта Руставели.
На этой мажорной ноте можно было бы закончить этот триптих.
Но я еще вспоминаю, как в музее женщина-экскурсовод не только рассказывала, но и показывала некую историческую карту Великой Грузии (лохматого какого-то века), когда она якобы включала в себя и Армению, и Азербайджан, и еще что-то.
А среди нас была студентка Таня Вартанова, армянка, которая во время экскурсии возмущенно кипела, и когда мы вышли из музея, выступила со своей версии истории Закавказья. "Это неправда, - почти кричала она, - это Грузия входила в состав Великой Армении!" Тоже в каком-то лохматом веке.
У каждой закавказской республики, даже самой маленькой, типа Южной Осетии, есть своя альтернативная история.
Метро не надо
Что еще вспомнить? В Тбилиси есть метро, но я четко помню, что знакомые мои грузины, включая Ирину, дочку Этери, брезгливо морщились при упоминании этого вида транспорта: мол, там ездят только курды и айсоры. Эти два народа представлялись в глазах грузин своего рода представителями "низшей расы".
А "юберменши" предпочитали, как минимум, такси. "Самое гуманное в СССР", как выразился один мой приятель. Понятно, что при сравнительно малых размерах Тбилиси цены на такси там были значительно ниже московских.
Так что девиз классического грузина - не только "пальто не надо", но и "метро не надо". Понты неистребимы.
И последнее. Увы, судя по всему, правы русские националисты интеллектуального склада. Если мы относились к грузинам с умилением и даже с элементами легкого восторга, то они, при всем своем гостеприимстве и улыбчивости, нас презирали и считали "низшей расой". Вот и всё, пожалуй.
