Необязательные мемуары. Школа
18.05.2020 10:31
От общего взгляда на советскую действительность перейдем к некоторым частным ее проявлениям. Например - к советской школе, благо я в таковой отучился положенные 10 лет, и мне есть, что по этому поводу вспомнить и сказать.
Чудак Маклак и другие
Итак, 39-я спецшкола. На стыке улицы Беговой и Хорошевского шоссе. Сейчас она не спецшкола, и номер у нее другой.
"Специального" в нашей школе было только то, что английский язык мы учили со второго класса. И еще был загадочный предмет - технический перевод, который нам преподавал контуженный ветеран войны Дмитрий Константинович, фамилию не помню, над которым мы - грешным делом - сильно издевались. Дети бывают очень злыми, это известный факт.
Он, бедняга, был глух на одно ухо, и мы ему в это ухо говорили всякие гадости. Частенько, правда, путались и говорили в другое ухо, но он - добрейший человек - никак не реагировал. И никаким техническим переводом мы реально не занимались.
Примерно та же история повторялась на уроках начальной военной подготовки. Наш военрук, тоже добрейший Серафим Николаевич Журавлев, по прозвищу Шестикрылый Серафим, ничего не мог с нами поделать. Да его уроки в любом случае были лишены даже тени смысла.
Учителя были почти все такие. Нет, не контуженные, но просто плохие или, вернее, посредственные педагоги.
"Учительница первая моя" - Эльза Филипповна Ларина - не оставила у меня никаких теплых чувств и воспоминаний. Педагогических талантов у нее не было, класс она делила на любимчиков и "отстой" (хотя слова такого в ту пору не знала), я к числу любимчиков не принадлежал. Потому, например, не поехал по обмену в Чехословакию, этой чести удостоились мои одноклассники, которые не только учились и вели себя лучше, но и родители которых чем-то реально помогали школе.
Мама моя, правда, тоже иногда помогала: например, приводила в школу фронтовиков, которые давали нам "уроки патриотизма", но для Эльзы Филипповны это было не слишком важно, она хотела материальной и конкретной помощи. Оставаясь притом косной советской учительницей в худшем смысле этого словосочетания.
Другие учителя умудрились отбить у меня всякий интерес к физике, химии и математике. Если же по персоналиям, то вот.
Физик - Анушаван Фериевич Кафьян. Ветеран войны, без пальцев на одной руке, он заслуживал всяческого сочувствия, но плохо знал физику (как это убедительно объяснил мне мой друг и одноклассник Аркадий Марголис, сам ставший впоследствии учителем физики, а теперь он уже первый проректор Московского Психолого-Педагогического Университета, ему я полностью доверяю в этом вопросе), плохо говорил и писал по-русски - под наш дружный хохот писал на доске "модуЛ Юнга", как произносил, без мягкого знака. Вспоминается анекдот: "Сол, фасол и вермишел пишут с мягким знаком, а вилька и тарелька - без мягкого знака. Это невозможно понять, это надо запомнить". Анушаван, видимо, запомнить не мог. Кроме того, обзывал тех из нас, кто вел себя плохо: "Ты - тып!" (в смысле "тип"). Хотя в сущности был человеком не злобным, но я понимаю, что дети способны довести до белого каления и ярости любого добряка и даже флегматика.
Конечно, можно теперь, задним числом, Анушавану Фериевичу посочувствовать. Непросто жить без пальцев на одной из рук и каждый день иметь дело со школьниками, которые не лучшим образом себя вели, хотя не столь разнузданно, как на уроках технического перевода или начальной военной подготовки, например, где мы просто не обращали внимания на преподавателя, швырялись чем попало, плевались из трубочек, занимались своими делами... Но в любом случае от физики Кафьян меня напрочь отвадил.
Химию преподавала Ольга Яковлевна Перельцвайг (по мужу!) по кличке Попугай (была похожа), с ярко выраженным фрикативным "г", что я регулярно передразнивал, а так как она была нашим классным руководителем с 6 или 7 класса, то это не раз выходило мне боком.
Свой предмет она знала получше Кафьяна, но уроки ее были очень скучными.
Наконец, по математике была Бетти Михайловна Синельникова (тоже по мужу, как я понимаю), которая отчаянно картавила, и ее я тоже передразнивал, за что бывал наказан, и ее уроки тоже были безумно скучными.
С гуманитарными предметами было не лучше, но тут домашнее воспитание вывозило. По английскому, истории и литературе я учился хорошо, по русскому сносно, и еще увлекался географией, даже в географическую школу при МГУ целых полгода ходил. Но когда понял, что география - это не только города, страны и народы, а еще климат и всякие геосинклинали, то это дело бросил.
Еще имел место трудовик, то есть учитель труда Иван Никанорович Бабин, человек пьющий и крепко привязанный к своим зубилам и станкам.
И колоритнейший физкультурник Эмиль Макарович Попович - такое вот экзотическое сочетание. Он любил щупать девочек за ягодицы, когда вроде как помогал им осваивать турник, держал свои "Жигули" в незаконном импровизированном гараже на школьной территории, а в свободное время подрабатывал тем, что играл на электрогитаре в ансамбле в каком-то кабаке.
Там его однажды увидел ученик из класса "Б" (я учился в "А") Гена Попов, уже в десятом классе, и как типичный представитель "золотой молодежи" прилепил на лоб Эмиль Макаровичу купюру, уж не знаю, какую, рублей 5 или 10, наверное, вряд ли больше.
Эмиль пытался ему отомстить на уроке физкультуры, но из этого ничего не вышло. Оба предпочли замять инцидент и не сообщать школьной администрации о своей нечаянной встрече, тем более, что учитель мог гораздо сильнее поплатиться за свои левые заработки лабуха.
Директором сначала был некий Николай Григорьевич Маклаков или просто Маклак, пару раз вызывавший маму в школу из-за моего плохого поведения. Я уже даже тогда понимал, что Маклак - чудак на букву м, причем глупый, так как бывают умные.
Потом на место Маклакова пришла женщина, чье имя-отчество и фамилию я не могу вспомнить, что свидетельствует, как минимум, о том, что она ничего из себя не представляла.
Школа контрастов
Хорошие учителя всё же изредка попадались. Таковыми я могу назвать всего нескольких. Двоих из них сожрали и вынудили уйти.
Один - Захар Семенович (Давыдов, вроде, по фамилии?), он был учителем математики и умел нормально преподавать этот предмет. Знаю это потому, что занимался с Захаром Семеновичем частным образом вместе с другом-одноклассником Аркадием. Мама пыталась хотя бы так "подтянуть" меня по математике. Захар умел сделать всю эту алгебру с геометрией более-менее интересной, но смертельную скуку и тупость Бетти Михайловны и он не смог перешибить.
Вторая - Алла Николаевна Томич, она была у нас один год, в пятом классе, классной руководительницей, но то ли ее сожрали, то ли она сама сбежала вместе с дочкой. Если я до сих пор помню ее отдельно от остальной серой массы учителей - значит, что-то она из себя представляла.
Еще была неплохая англичанка Татьяна Ивановна, фамилию не помню, молоденькая, хорошенькая, на ее уроках было комфортно, однако преподавала и она не лучшим образом. Например, я так и не освоил настоящее английское произношение. Хотя по английскому был отличником, четверок у меня или не было совсем, или возникали совсем редко.
Учительницы английского - их было чуть ли не трое - в какой-то мере заинтересовали меня Шекспиром, одна из них дала мне читать толстенный английский фолиант, сквозь который я сперва продирался с трудом, но потом осилил с удовольствием. В юности мне было даже проще читать в оригинале старых английских авторов, чем более современных.
И еще. На уроках Татьяны Ивановны мы слушали Jesus Christ Superstar. Свободно, без всяких запретов. Это в конце 70-х годов, "тоталитарных", "застойных" и хрен знает еще каких. Слишком много мифов сложено про запреты советского времени.
В определенном смысле школа наша была продвинутой. Так, на больших переменах звучала музыка, и не какая-нибудь советская туфта, а Битлз и в последний год моей учебы - "Машина времени".
Хоть тут учителя не мешали. Но сами они были на редкость кондовые.
Помнится, я поставил в тупик историчку на уроке обществоведения. Спросил ее: если мы "под знаменем марксизма-ленинизма" идем к победе коммунизма, то почему в обществе не снижается преступность и не становится меньше, например, алкоголиков и всяких антиобщественных элементов? Несчастная женщина, ее звали Раиса Ивановна, не нашлась, что ответить. Только буркнула, что не надо такие вопросы задавать. Я больше и не задавал.
Вот это было самое ужасное, и не только в школе, а вообще в СССР. Вынужден повторить то, о чем писал в предыдущей главе.
Угнетало и раздражало вечное двоемыслие. Ни в коммунизм, ни в величие и прогрессивность советской власти не верил НИКТО. Я, по крайней мере, ни одного такого человека в советское время не встречал (позднее, уже в "демократическую" эпоху, нескольких верующих коммунистов встретил, и с ними общался, некоторых из них в СССР в партию отказывались принимать). Все, буквально все, думали одно, а публично говорили другое. Кругом царило бесконечное враньё, и все знали, что они врут. Это портит, губит и развращает, так сказать, неокрепшие детские души. И никакой Гагарин с Днепрогэсом не спасали.
Ну и напоследок. Район Беговой был вроде не рабочий, однако шпаны там хватало, с ней иногда случались неприятные инциденты, хотя кровопролития не припомню. О некоторых встречах предпочитаю забыть навсегда.
Когда же я стал активным участником школьной самодеятельности то вдруг сделался даже популярным в шпанистых кругах. Они всегда приходили в школу на вечера - танцы-шманцы, девочки, им было чем заняться. Но об этом я напишу в следующей главе.
Чудак Маклак и другие
Итак, 39-я спецшкола. На стыке улицы Беговой и Хорошевского шоссе. Сейчас она не спецшкола, и номер у нее другой.
"Специального" в нашей школе было только то, что английский язык мы учили со второго класса. И еще был загадочный предмет - технический перевод, который нам преподавал контуженный ветеран войны Дмитрий Константинович, фамилию не помню, над которым мы - грешным делом - сильно издевались. Дети бывают очень злыми, это известный факт.
Он, бедняга, был глух на одно ухо, и мы ему в это ухо говорили всякие гадости. Частенько, правда, путались и говорили в другое ухо, но он - добрейший человек - никак не реагировал. И никаким техническим переводом мы реально не занимались.
Примерно та же история повторялась на уроках начальной военной подготовки. Наш военрук, тоже добрейший Серафим Николаевич Журавлев, по прозвищу Шестикрылый Серафим, ничего не мог с нами поделать. Да его уроки в любом случае были лишены даже тени смысла.
Учителя были почти все такие. Нет, не контуженные, но просто плохие или, вернее, посредственные педагоги.
"Учительница первая моя" - Эльза Филипповна Ларина - не оставила у меня никаких теплых чувств и воспоминаний. Педагогических талантов у нее не было, класс она делила на любимчиков и "отстой" (хотя слова такого в ту пору не знала), я к числу любимчиков не принадлежал. Потому, например, не поехал по обмену в Чехословакию, этой чести удостоились мои одноклассники, которые не только учились и вели себя лучше, но и родители которых чем-то реально помогали школе.
Мама моя, правда, тоже иногда помогала: например, приводила в школу фронтовиков, которые давали нам "уроки патриотизма", но для Эльзы Филипповны это было не слишком важно, она хотела материальной и конкретной помощи. Оставаясь притом косной советской учительницей в худшем смысле этого словосочетания.
Другие учителя умудрились отбить у меня всякий интерес к физике, химии и математике. Если же по персоналиям, то вот.
Физик - Анушаван Фериевич Кафьян. Ветеран войны, без пальцев на одной руке, он заслуживал всяческого сочувствия, но плохо знал физику (как это убедительно объяснил мне мой друг и одноклассник Аркадий Марголис, сам ставший впоследствии учителем физики, а теперь он уже первый проректор Московского Психолого-Педагогического Университета, ему я полностью доверяю в этом вопросе), плохо говорил и писал по-русски - под наш дружный хохот писал на доске "модуЛ Юнга", как произносил, без мягкого знака. Вспоминается анекдот: "Сол, фасол и вермишел пишут с мягким знаком, а вилька и тарелька - без мягкого знака. Это невозможно понять, это надо запомнить". Анушаван, видимо, запомнить не мог. Кроме того, обзывал тех из нас, кто вел себя плохо: "Ты - тып!" (в смысле "тип"). Хотя в сущности был человеком не злобным, но я понимаю, что дети способны довести до белого каления и ярости любого добряка и даже флегматика.
Конечно, можно теперь, задним числом, Анушавану Фериевичу посочувствовать. Непросто жить без пальцев на одной из рук и каждый день иметь дело со школьниками, которые не лучшим образом себя вели, хотя не столь разнузданно, как на уроках технического перевода или начальной военной подготовки, например, где мы просто не обращали внимания на преподавателя, швырялись чем попало, плевались из трубочек, занимались своими делами... Но в любом случае от физики Кафьян меня напрочь отвадил.
Химию преподавала Ольга Яковлевна Перельцвайг (по мужу!) по кличке Попугай (была похожа), с ярко выраженным фрикативным "г", что я регулярно передразнивал, а так как она была нашим классным руководителем с 6 или 7 класса, то это не раз выходило мне боком.
Свой предмет она знала получше Кафьяна, но уроки ее были очень скучными.
Наконец, по математике была Бетти Михайловна Синельникова (тоже по мужу, как я понимаю), которая отчаянно картавила, и ее я тоже передразнивал, за что бывал наказан, и ее уроки тоже были безумно скучными.
С гуманитарными предметами было не лучше, но тут домашнее воспитание вывозило. По английскому, истории и литературе я учился хорошо, по русскому сносно, и еще увлекался географией, даже в географическую школу при МГУ целых полгода ходил. Но когда понял, что география - это не только города, страны и народы, а еще климат и всякие геосинклинали, то это дело бросил.
Еще имел место трудовик, то есть учитель труда Иван Никанорович Бабин, человек пьющий и крепко привязанный к своим зубилам и станкам.
И колоритнейший физкультурник Эмиль Макарович Попович - такое вот экзотическое сочетание. Он любил щупать девочек за ягодицы, когда вроде как помогал им осваивать турник, держал свои "Жигули" в незаконном импровизированном гараже на школьной территории, а в свободное время подрабатывал тем, что играл на электрогитаре в ансамбле в каком-то кабаке.
Там его однажды увидел ученик из класса "Б" (я учился в "А") Гена Попов, уже в десятом классе, и как типичный представитель "золотой молодежи" прилепил на лоб Эмиль Макаровичу купюру, уж не знаю, какую, рублей 5 или 10, наверное, вряд ли больше.
Эмиль пытался ему отомстить на уроке физкультуры, но из этого ничего не вышло. Оба предпочли замять инцидент и не сообщать школьной администрации о своей нечаянной встрече, тем более, что учитель мог гораздо сильнее поплатиться за свои левые заработки лабуха.
Директором сначала был некий Николай Григорьевич Маклаков или просто Маклак, пару раз вызывавший маму в школу из-за моего плохого поведения. Я уже даже тогда понимал, что Маклак - чудак на букву м, причем глупый, так как бывают умные.
Потом на место Маклакова пришла женщина, чье имя-отчество и фамилию я не могу вспомнить, что свидетельствует, как минимум, о том, что она ничего из себя не представляла.
Школа контрастов
Хорошие учителя всё же изредка попадались. Таковыми я могу назвать всего нескольких. Двоих из них сожрали и вынудили уйти.
Один - Захар Семенович (Давыдов, вроде, по фамилии?), он был учителем математики и умел нормально преподавать этот предмет. Знаю это потому, что занимался с Захаром Семеновичем частным образом вместе с другом-одноклассником Аркадием. Мама пыталась хотя бы так "подтянуть" меня по математике. Захар умел сделать всю эту алгебру с геометрией более-менее интересной, но смертельную скуку и тупость Бетти Михайловны и он не смог перешибить.
Вторая - Алла Николаевна Томич, она была у нас один год, в пятом классе, классной руководительницей, но то ли ее сожрали, то ли она сама сбежала вместе с дочкой. Если я до сих пор помню ее отдельно от остальной серой массы учителей - значит, что-то она из себя представляла.
Еще была неплохая англичанка Татьяна Ивановна, фамилию не помню, молоденькая, хорошенькая, на ее уроках было комфортно, однако преподавала и она не лучшим образом. Например, я так и не освоил настоящее английское произношение. Хотя по английскому был отличником, четверок у меня или не было совсем, или возникали совсем редко.
Учительницы английского - их было чуть ли не трое - в какой-то мере заинтересовали меня Шекспиром, одна из них дала мне читать толстенный английский фолиант, сквозь который я сперва продирался с трудом, но потом осилил с удовольствием. В юности мне было даже проще читать в оригинале старых английских авторов, чем более современных.
И еще. На уроках Татьяны Ивановны мы слушали Jesus Christ Superstar. Свободно, без всяких запретов. Это в конце 70-х годов, "тоталитарных", "застойных" и хрен знает еще каких. Слишком много мифов сложено про запреты советского времени.
В определенном смысле школа наша была продвинутой. Так, на больших переменах звучала музыка, и не какая-нибудь советская туфта, а Битлз и в последний год моей учебы - "Машина времени".
Хоть тут учителя не мешали. Но сами они были на редкость кондовые.
Помнится, я поставил в тупик историчку на уроке обществоведения. Спросил ее: если мы "под знаменем марксизма-ленинизма" идем к победе коммунизма, то почему в обществе не снижается преступность и не становится меньше, например, алкоголиков и всяких антиобщественных элементов? Несчастная женщина, ее звали Раиса Ивановна, не нашлась, что ответить. Только буркнула, что не надо такие вопросы задавать. Я больше и не задавал.
Вот это было самое ужасное, и не только в школе, а вообще в СССР. Вынужден повторить то, о чем писал в предыдущей главе.
Угнетало и раздражало вечное двоемыслие. Ни в коммунизм, ни в величие и прогрессивность советской власти не верил НИКТО. Я, по крайней мере, ни одного такого человека в советское время не встречал (позднее, уже в "демократическую" эпоху, нескольких верующих коммунистов встретил, и с ними общался, некоторых из них в СССР в партию отказывались принимать). Все, буквально все, думали одно, а публично говорили другое. Кругом царило бесконечное враньё, и все знали, что они врут. Это портит, губит и развращает, так сказать, неокрепшие детские души. И никакой Гагарин с Днепрогэсом не спасали.
Ну и напоследок. Район Беговой был вроде не рабочий, однако шпаны там хватало, с ней иногда случались неприятные инциденты, хотя кровопролития не припомню. О некоторых встречах предпочитаю забыть навсегда.
Когда же я стал активным участником школьной самодеятельности то вдруг сделался даже популярным в шпанистых кругах. Они всегда приходили в школу на вечера - танцы-шманцы, девочки, им было чем заняться. Но об этом я напишу в следующей главе.