Необязательные мемуары. Театр Советской армии
26.05.2020 11:02
Роли исполняют. Прапорщик
Наш командир Анатолий Двойников был сам не чужд театральности. Хотя на сцену не выходил, за кулисами устраивал неплохие хэппенинги.
Через команду прошли почти все молодые актеры из труппы ЦАТСА, в том числе будущие звезды кино Александр Балуев и Олег Меньшиков. Так вот, мне ребята рассказывали, что Меньшиков однажды стал жертвой сурового розыгрыша.
Началось с того, что Олег искусно передразнил своеобразную манеру речи Двойникова, и тот случайно услышал. И ответил: объявил Меньшикову, что его переводят в далекий дальневосточный гарнизон. Показывал какие-то бумаги, приказы, цокал языком, сочувствовал, даже помогал собирать пожитки..
И лишь в самый последний момент, когда погрустневший молодой актер с чемоданчиком уже выходил на улицу к якобы ожидавшему его грузовику, Двойников "раскололся" и объявил о розыгрыше. До этой минуты роль свою прапорщик исполнил безупречно.
Впрочем, одного нашего однополчанина таки отправили в далекий гарнизон. Это был звукорежиссер Миша Филиппов, сын, между прочим, заместителя начальника театра, подполковника Валерия Александровича Филиппова.
Парня признали виновным в пожаре, из-за которого была почти на месяц закрыта Малая сцена. Я в ту пору еще работал там монтировщиком, и весьма радовался, как и мои коллеги, этому обстоятельству. На Большой сцене, с ее поворотным кругом и прочими механизмами, было трудиться намного легче.
Ну а Филиппов-старший вскоре тоже ушел, и его заменил тупой кавторанг, о котором я уже писал.
А еще до моего появления в театре одного парня из команды, Андрея Фискалова, работавшего монтировщиком, однажды отправили на гауптвахту, но он был сам виноват: в разгар спектакля некстати вылез на сцену в своей затрапезной рабочей одежде, будучи в сильном подпитии. А в зале сидел смотревший пиесу генерал, который поднял шум.
На губе парню пришлось бы совсем нелегко, но он уже был дембелем, и к нему отнеслись снисходительно. Старослужащих не принято было обижать в те годы.
Снабженческий алкотерцет
Еще немного анекдотического. Когда я служил в команде актеров-военнослужащих, я не сразу был передан в распоряжение секретарше начальника, а был сначала прикомандирован к отделу снабжения. Сей отдел состоял из трех глубоких алкоголиков.
Самым молодым был начальник - сильно пьющий интеллигентный еврей по фамилии Старосельский. Водилась такая разновидность в советской фауне, да и сейчас сохранились эндемичные экземпляры. Старосельский хорошо знал поэзию, успевал между рюмками читать книги, сам сочинял неумелые стихи с антисоветским душком (читал их всем подряд, будучи нетрезв).
Кроме него, в отделе имел место экспедитор (или нечто в этом роде) Сергей Георгиевич, с сизым носом, предпенсионного возраста, типичный колдырь-алкач-пьянчуга, я так и не успел понять, как и когда он исполняет свои служебные обязанности, он принципиально никогда не бывал трезвым.
Ну а третий - самый колоритный. Василий Иванович. Лет семидесяти, и все эти семьдесят лет или, как минимум, пятьдесят из них, он, похоже, не просыхал. Сизым у него был не только нос, но вся физиономия (возможно, не только физиономия, но я остального не видел). У него была удивительная привычка пить водку из стакана маленькими глоточками, как горячий чай.
Однако именно этот, самый старший член коллектива - был НАИМЕНЕЕ спившимся! Не по внешнему облику, а в смысле работы головы. Такой удивительный парадокс.
Гениальный Пастухов
Все-таки мы служили не где-нибудь, а в театре. Появлялись на подмостках рядом с выдающимися актерами и актрисами. Даже мне, театроведу, выходившему на сцену только в массовке, удавалось соприкасаться с высоким искусством. И собственной шкурой почувствовать разницы между просто хорошим актером и великим мастером, прошедшим настоящую школу переживания.
Среди постановок, в которых мы участвовали всей командой, было "Последнее свидание" по средне-слабой пьесе Александра Галина. Наш массовый выход был в финале, когда главный герой-фронтовик умирает. Оформлено это было метафорически. Сначала на сцену выезжала фурка в виде товарного вагона, полного новобранцев в форме Красной армии времен Великой Отечественной войны (это мы и были). Затем главный герой прыгал к нам, в самую гущу, мы поднимали его, дружно качали и подбрасывали.
Обычно главную роль играл Александр Михайлушкин, увы, ныне покойный, который все делал четко и правильно. Но пока мы его подбрасывали, он шутил с нами, кричал: "только за яйца не хватайте, гады!", мы в ответ тоже хулиганили и делали вид, что расступаемся и не будем его ловить. Так, в шутках и прибаутках, заканчивался спектакль, и мы все вместе шли на сцену принимать аплодисменты.
Но однажды главную роль в спектакле играл первый ее исполнитель, народный артист СССР Николай Пастухов. И он в корне перевернул ситуацию. Мы в финале выехали на сцену и приготовились к привычным играм.
Однако когда Пастухов прыгнул к нам в вагон, у нас пропала всякая охота шутить.
Актера невозможно было узнать. Он весь чудесно преобразился. Он плакал настоящими слезами, плакал от радости при встрече с однополчанами, которых не видел сорок лет. Николай Пастухов был настолько достоверен, он до такой степени - в буквальном смысле – перевоплотился в своего героя, что даже я, не будучи актером, на несколько минут забыл обо всех сценических условностях и как будто поверил в предлагаемые обстоятельства.
И мы все - циничные, жизнерадостные, здоровые парни - были потрясены. Эта простая сцена вдруг отняла у нас столько душевных сил, а соприкосновение с настоящим искусством переживания, которое продемонстрировал Пастухов, привело к такому эмоциональному опустошению, что я впервые понял смысл фразы: искусство требует жертв.
Мои товарищи из числа актеров еще долго вспоминали этот эпизод и, качая головами, поражались, каких высот может достигать актерское ремесло.
Наш командир Анатолий Двойников был сам не чужд театральности. Хотя на сцену не выходил, за кулисами устраивал неплохие хэппенинги.
Через команду прошли почти все молодые актеры из труппы ЦАТСА, в том числе будущие звезды кино Александр Балуев и Олег Меньшиков. Так вот, мне ребята рассказывали, что Меньшиков однажды стал жертвой сурового розыгрыша.
Началось с того, что Олег искусно передразнил своеобразную манеру речи Двойникова, и тот случайно услышал. И ответил: объявил Меньшикову, что его переводят в далекий дальневосточный гарнизон. Показывал какие-то бумаги, приказы, цокал языком, сочувствовал, даже помогал собирать пожитки..
И лишь в самый последний момент, когда погрустневший молодой актер с чемоданчиком уже выходил на улицу к якобы ожидавшему его грузовику, Двойников "раскололся" и объявил о розыгрыше. До этой минуты роль свою прапорщик исполнил безупречно.
Впрочем, одного нашего однополчанина таки отправили в далекий гарнизон. Это был звукорежиссер Миша Филиппов, сын, между прочим, заместителя начальника театра, подполковника Валерия Александровича Филиппова.
Парня признали виновным в пожаре, из-за которого была почти на месяц закрыта Малая сцена. Я в ту пору еще работал там монтировщиком, и весьма радовался, как и мои коллеги, этому обстоятельству. На Большой сцене, с ее поворотным кругом и прочими механизмами, было трудиться намного легче.
Ну а Филиппов-старший вскоре тоже ушел, и его заменил тупой кавторанг, о котором я уже писал.
А еще до моего появления в театре одного парня из команды, Андрея Фискалова, работавшего монтировщиком, однажды отправили на гауптвахту, но он был сам виноват: в разгар спектакля некстати вылез на сцену в своей затрапезной рабочей одежде, будучи в сильном подпитии. А в зале сидел смотревший пиесу генерал, который поднял шум.
На губе парню пришлось бы совсем нелегко, но он уже был дембелем, и к нему отнеслись снисходительно. Старослужащих не принято было обижать в те годы.
Снабженческий алкотерцет
Еще немного анекдотического. Когда я служил в команде актеров-военнослужащих, я не сразу был передан в распоряжение секретарше начальника, а был сначала прикомандирован к отделу снабжения. Сей отдел состоял из трех глубоких алкоголиков.
Самым молодым был начальник - сильно пьющий интеллигентный еврей по фамилии Старосельский. Водилась такая разновидность в советской фауне, да и сейчас сохранились эндемичные экземпляры. Старосельский хорошо знал поэзию, успевал между рюмками читать книги, сам сочинял неумелые стихи с антисоветским душком (читал их всем подряд, будучи нетрезв).
Кроме него, в отделе имел место экспедитор (или нечто в этом роде) Сергей Георгиевич, с сизым носом, предпенсионного возраста, типичный колдырь-алкач-пьянчуга, я так и не успел понять, как и когда он исполняет свои служебные обязанности, он принципиально никогда не бывал трезвым.
Ну а третий - самый колоритный. Василий Иванович. Лет семидесяти, и все эти семьдесят лет или, как минимум, пятьдесят из них, он, похоже, не просыхал. Сизым у него был не только нос, но вся физиономия (возможно, не только физиономия, но я остального не видел). У него была удивительная привычка пить водку из стакана маленькими глоточками, как горячий чай.
Однако именно этот, самый старший член коллектива - был НАИМЕНЕЕ спившимся! Не по внешнему облику, а в смысле работы головы. Такой удивительный парадокс.
Гениальный Пастухов
Все-таки мы служили не где-нибудь, а в театре. Появлялись на подмостках рядом с выдающимися актерами и актрисами. Даже мне, театроведу, выходившему на сцену только в массовке, удавалось соприкасаться с высоким искусством. И собственной шкурой почувствовать разницы между просто хорошим актером и великим мастером, прошедшим настоящую школу переживания.
Среди постановок, в которых мы участвовали всей командой, было "Последнее свидание" по средне-слабой пьесе Александра Галина. Наш массовый выход был в финале, когда главный герой-фронтовик умирает. Оформлено это было метафорически. Сначала на сцену выезжала фурка в виде товарного вагона, полного новобранцев в форме Красной армии времен Великой Отечественной войны (это мы и были). Затем главный герой прыгал к нам, в самую гущу, мы поднимали его, дружно качали и подбрасывали.
Обычно главную роль играл Александр Михайлушкин, увы, ныне покойный, который все делал четко и правильно. Но пока мы его подбрасывали, он шутил с нами, кричал: "только за яйца не хватайте, гады!", мы в ответ тоже хулиганили и делали вид, что расступаемся и не будем его ловить. Так, в шутках и прибаутках, заканчивался спектакль, и мы все вместе шли на сцену принимать аплодисменты.
Но однажды главную роль в спектакле играл первый ее исполнитель, народный артист СССР Николай Пастухов. И он в корне перевернул ситуацию. Мы в финале выехали на сцену и приготовились к привычным играм.
Однако когда Пастухов прыгнул к нам в вагон, у нас пропала всякая охота шутить.
Актера невозможно было узнать. Он весь чудесно преобразился. Он плакал настоящими слезами, плакал от радости при встрече с однополчанами, которых не видел сорок лет. Николай Пастухов был настолько достоверен, он до такой степени - в буквальном смысле – перевоплотился в своего героя, что даже я, не будучи актером, на несколько минут забыл обо всех сценических условностях и как будто поверил в предлагаемые обстоятельства.
И мы все - циничные, жизнерадостные, здоровые парни - были потрясены. Эта простая сцена вдруг отняла у нас столько душевных сил, а соприкосновение с настоящим искусством переживания, которое продемонстрировал Пастухов, привело к такому эмоциональному опустошению, что я впервые понял смысл фразы: искусство требует жертв.
Мои товарищи из числа актеров еще долго вспоминали этот эпизод и, качая головами, поражались, каких высот может достигать актерское ремесло.
