Необязательные мемуары. Я и театр. Продолжение
29.05.2020 10:19
Репетиция - любовь моя
Это название книги Анатолия Эфроса, если кто не знает.
Кроме уже готовых спектаклей, будучи студентом, я ходил на репетиции. Это иногда было намного интереснее. Хотя и редко выпадала такая возможность. Строго говоря, всего в трех случаях.
Во-первых, когда я был на практике в театре, для которой я выбрал "Современник" (в том числе потому, что попасть туда было очень сложно, а мамина однокурсница Елизавета Исааковна (Ляля) Котова, долго работавшая там завлитом, ушла на пенсию).
Во-вторых, когда я работал монтировщиком, а потом служил в театре Советской армии.
В-третьих и в-главных, мы ходили на репетиции к Анатолию Эфросу, который, едва ли не единственный во всем СССР, а, может быть, и во всем мире, пускал на свои репетиции студентов ГИТИСа и других театральных вузов. Причем пускал на репетиции не только на сцене, но и в маленьком репетиционном зале, что было уникальным явлением.
Там я поприсутствовал на репетициях двух спектаклей Эфроса - "Веранда в лесу" по пьесе Игнатия Дворецкого и "Дорога" по "Мертвым душам" Гоголя. Оба раза репетиции были во много-много раз интереснее, ярче, содержательнее, чем выданные позднее на-гора спектакли. Так уж получилось.
Почетный гражданин кулис
Теперь - о закулисной стороне театра. Вы даже представить себе не можете, насколько это было мне интересно, и как меня манило закулисье!
Дело было не только в специальности - театроведении, но и в юношеском тайном и нереализованном желании стать актером. Поэтому я на всю жизнь запомнил те редкие моменты, когда попадал не в зрительный зал, а на сцену.
Еще на заре юности это случилось, например, в Большом театре. Там работала мамина подруга Дагмара (), и однажды она повела меня за кулисы, чтобы я мог пообщаться с солистом театра, тенором Владиславом Пьявко. Толком пообщаться не удалось, певец был полностью зациклен на самом себе, но я увидел сцену Большого изнутри. Это было так грандиозно, что не передать словами. Я как будто оказался на дне гигантской пещеры, и далеко-далеко вверху с трудом угадывались очертания колосников, своеобразных сталактитов...
Второй раз я оказался на сцене театра имени Маяковского. Там устроился работать сторожем мой однокурсник, и он после спектакля сделал мне небольшую экскурсию по закулисным местам.
Тогда меня поразила уже не грандиозность, а наоборот - компактность, уютность зрительного зала со стороны сцены, отнюдь не самый маленький зал с бельэтажем и балконом казался совсем небольшим.
Затянувшаяся прелюдия
Потом, попав на практику в театр "Современник", я посмотрел там пару спектаклей из-за кулис. Это было интересно, но примешивался личный элемент. Я на некоторое время сделался неравнодушен к актрисе Екатерине Марковой. Она не слишком хорошо известна, снималась редко, потом вовсе ушла в литературу, но я так и не прочитал ни одной ее строчки, да и не в этом дело.
В то время мне хотелось оказаться как можно ближе к актрисе, и это удалось. Любопытно было смотреть на то, как актеры мгновенно преображаются, выходя на сцену и возвращаясь обратно в кулисы.
Там же, в Современнике, я тоже присутствовал на репетициях, но это было уже не так увлекательно, даже скучно. Известная актриса Лилия Толмачева (увы, ныне покойная, Царствие ей Небесное) дебютировала в режиссуре и ставила сложную интеллектуальную драму Пиранделло "Генрих IV", где главную роль играл Валентин Гафт. Но в процессе репетиций актеры, в основном, "распределялись" (их слово) на сцене, исполнители ролей второго-третьего плана долго и нудно разбирались с тем, кто откуда выходит и куда уходит, о содержании пьесы вообще речи не шло, Толмачева как неопытный режиссер пыталась что-то объяснить актерам, но они ее не очень хорошо понимали, да и не слишком внимательно слушали.
Уже потом, оказавшись на репетициях Эфроса, я понял, КАК интересно это может быть.
Это название книги Анатолия Эфроса, если кто не знает.
Кроме уже готовых спектаклей, будучи студентом, я ходил на репетиции. Это иногда было намного интереснее. Хотя и редко выпадала такая возможность. Строго говоря, всего в трех случаях.
Во-первых, когда я был на практике в театре, для которой я выбрал "Современник" (в том числе потому, что попасть туда было очень сложно, а мамина однокурсница Елизавета Исааковна (Ляля) Котова, долго работавшая там завлитом, ушла на пенсию).
Во-вторых, когда я работал монтировщиком, а потом служил в театре Советской армии.
В-третьих и в-главных, мы ходили на репетиции к Анатолию Эфросу, который, едва ли не единственный во всем СССР, а, может быть, и во всем мире, пускал на свои репетиции студентов ГИТИСа и других театральных вузов. Причем пускал на репетиции не только на сцене, но и в маленьком репетиционном зале, что было уникальным явлением.
Там я поприсутствовал на репетициях двух спектаклей Эфроса - "Веранда в лесу" по пьесе Игнатия Дворецкого и "Дорога" по "Мертвым душам" Гоголя. Оба раза репетиции были во много-много раз интереснее, ярче, содержательнее, чем выданные позднее на-гора спектакли. Так уж получилось.
Почетный гражданин кулис
Теперь - о закулисной стороне театра. Вы даже представить себе не можете, насколько это было мне интересно, и как меня манило закулисье!
Дело было не только в специальности - театроведении, но и в юношеском тайном и нереализованном желании стать актером. Поэтому я на всю жизнь запомнил те редкие моменты, когда попадал не в зрительный зал, а на сцену.
Еще на заре юности это случилось, например, в Большом театре. Там работала мамина подруга Дагмара (), и однажды она повела меня за кулисы, чтобы я мог пообщаться с солистом театра, тенором Владиславом Пьявко. Толком пообщаться не удалось, певец был полностью зациклен на самом себе, но я увидел сцену Большого изнутри. Это было так грандиозно, что не передать словами. Я как будто оказался на дне гигантской пещеры, и далеко-далеко вверху с трудом угадывались очертания колосников, своеобразных сталактитов...
Второй раз я оказался на сцене театра имени Маяковского. Там устроился работать сторожем мой однокурсник, и он после спектакля сделал мне небольшую экскурсию по закулисным местам.
Тогда меня поразила уже не грандиозность, а наоборот - компактность, уютность зрительного зала со стороны сцены, отнюдь не самый маленький зал с бельэтажем и балконом казался совсем небольшим.
Затянувшаяся прелюдия
Потом, попав на практику в театр "Современник", я посмотрел там пару спектаклей из-за кулис. Это было интересно, но примешивался личный элемент. Я на некоторое время сделался неравнодушен к актрисе Екатерине Марковой. Она не слишком хорошо известна, снималась редко, потом вовсе ушла в литературу, но я так и не прочитал ни одной ее строчки, да и не в этом дело.
В то время мне хотелось оказаться как можно ближе к актрисе, и это удалось. Любопытно было смотреть на то, как актеры мгновенно преображаются, выходя на сцену и возвращаясь обратно в кулисы.
Там же, в Современнике, я тоже присутствовал на репетициях, но это было уже не так увлекательно, даже скучно. Известная актриса Лилия Толмачева (увы, ныне покойная, Царствие ей Небесное) дебютировала в режиссуре и ставила сложную интеллектуальную драму Пиранделло "Генрих IV", где главную роль играл Валентин Гафт. Но в процессе репетиций актеры, в основном, "распределялись" (их слово) на сцене, исполнители ролей второго-третьего плана долго и нудно разбирались с тем, кто откуда выходит и куда уходит, о содержании пьесы вообще речи не шло, Толмачева как неопытный режиссер пыталась что-то объяснить актерам, но они ее не очень хорошо понимали, да и не слишком внимательно слушали.
Уже потом, оказавшись на репетициях Эфроса, я понял, КАК интересно это может быть.
Кушать подано и шаги за сценой
Затянувшаяся прелюдия, во всех этих перипетиях которой я был только наблюдателем, лицом пассивным, закончилась, когда я попал в театр Советской армии. Там я стал участником театрального представления.
У меня появилась возможность выходить на сцену не до и после, а непосредственно во время спектакля. И опять-таки вы не можете представить себе, до какой степени это было захватывающий процесс.
Самый первый раз я вышел на сцену, еще когда работал монтировщиком, на спектакле "Счастье мое": надо было что-то вынести и положить в определенном месте. Изображал я кого-то вроде ремонтного рабочего, особый костюм не требовался, только банальный ватник (sic! - вот с чего всё началось).
Молодая женщина - помощник режиссера или просто помреж - что-то мне объясняла, да я и сам сообразил, что не погулять выхожу, а с определенной целью, то есть, сосредоточенно и четко.
Вышел себе спокойно, выполнил нужную операцию, подчеркнуто не обращая внимания на актеров и зрителей, и вернулся за кулисы.
Вот такой презабавный дебют. Даже не "кушать подано" или "шаги за сценой". Хотя потом и всё это было. Много раз я выходил на сцену, и в массовке, и индивидуально, и даже "дорос" до нескольких реплик ().
Причем намного сложнее был не обмен репликами на сцене, а участие в спектакле "Орфей спускается в ад": там я не только исполнял всякие "шаги за сценой", но и подавал из-за кулис реплики Людмиле Ивановне Касаткиной, помогал ей спуститься с лестницы при затемнении, громким голосом выкрикивал различные фразы и даже... изображал шипящий чайник!
Не знаю, и уже никогда не узнаю, смог бы я стать актером или нет, но выходы на сцену меня ничуть не смущали.
С самого начала я с некоторым удивлением заметил, что со сцены не просто очень хорошо виден весь зрительный зал, но и отдельные, конкретные зрители, их реакция или ее отсутствие. И слышно тоже всё. Только от всего этого необходимо абстрагироваться. Без лишней скромности могу сказать, что для меня это не составляло труда.
В тех случаях, когда по воле режиссера, мне надо было находиться на сцене продолжительное время - как это было в спектаклях "Дама с камелиями" или "Оптимистическая трагедия", я, чтобы не скучать, выдумывал всякие кунстштюки, даже немного хулиганил.
Затянувшаяся прелюдия, во всех этих перипетиях которой я был только наблюдателем, лицом пассивным, закончилась, когда я попал в театр Советской армии. Там я стал участником театрального представления.
У меня появилась возможность выходить на сцену не до и после, а непосредственно во время спектакля. И опять-таки вы не можете представить себе, до какой степени это было захватывающий процесс.
Самый первый раз я вышел на сцену, еще когда работал монтировщиком, на спектакле "Счастье мое": надо было что-то вынести и положить в определенном месте. Изображал я кого-то вроде ремонтного рабочего, особый костюм не требовался, только банальный ватник (sic! - вот с чего всё началось).
Молодая женщина - помощник режиссера или просто помреж - что-то мне объясняла, да я и сам сообразил, что не погулять выхожу, а с определенной целью, то есть, сосредоточенно и четко.
Вышел себе спокойно, выполнил нужную операцию, подчеркнуто не обращая внимания на актеров и зрителей, и вернулся за кулисы.
Вот такой презабавный дебют. Даже не "кушать подано" или "шаги за сценой". Хотя потом и всё это было. Много раз я выходил на сцену, и в массовке, и индивидуально, и даже "дорос" до нескольких реплик ().
Причем намного сложнее был не обмен репликами на сцене, а участие в спектакле "Орфей спускается в ад": там я не только исполнял всякие "шаги за сценой", но и подавал из-за кулис реплики Людмиле Ивановне Касаткиной, помогал ей спуститься с лестницы при затемнении, громким голосом выкрикивал различные фразы и даже... изображал шипящий чайник!
Не знаю, и уже никогда не узнаю, смог бы я стать актером или нет, но выходы на сцену меня ничуть не смущали.
С самого начала я с некоторым удивлением заметил, что со сцены не просто очень хорошо виден весь зрительный зал, но и отдельные, конкретные зрители, их реакция или ее отсутствие. И слышно тоже всё. Только от всего этого необходимо абстрагироваться. Без лишней скромности могу сказать, что для меня это не составляло труда.
В тех случаях, когда по воле режиссера, мне надо было находиться на сцене продолжительное время - как это было в спектаклях "Дама с камелиями" или "Оптимистическая трагедия", я, чтобы не скучать, выдумывал всякие кунстштюки, даже немного хулиганил.
