Необязательные мемуары. Я и театр. Окончание
30.05.2020 15:13
Танцы со львицами
В "Даме с камелиями" я изображал, наряду еще с полутора десятками товарищей по команде и актерами театра, отправленными в массовку, гостя на балу, во фраке и в белых перчатках, причем одна была надета, а другую надо было держать в руке - якобы так полагалось ими распоряжаться в помещении согласно этикету.
Так вот, на одной из репетиций, мне стало скучно и я вдруг начал вальсировать с одной второстепенной актрисой бальзаковского возраста, потом еще с одной (в этот момент оркестр как раз играл вальс), им обеим это очень понравилось, так и закрепили эпизод в режиссерском рисунке.
А в "Оптимистической" мы с Олегом Меньшиковым, изображавшие матросов-анархистов, во время массовой сцены усердно и упорно всякий раз приглашали на танец, на тур вальса (опять-таки играла музыка) Константина Федоровича Захарова, игравшего роль капитана, а тот отбивался и отмахивался, как мог.
Ну и об актерах.
Больше всего, естественно, я общался с ними в ту пору, когда работал монтировщиком, а потом служил в команде в ЦАТСА - Центральном Академическом театре Советской армии. Вернее, так: с кем-то общался, а кого-то просто наблюдал вблизи.
Очковый трагический этюд
До того и после того случалось тоже, но о мастерах сцены, которые отдыхали одновременно со мной в Плёсе, . Потом тоже тоже бывали редкие встречи - например, с Валентином Никулиным в "Неделе", он написал статью для рубрики "Авторская песня", о ком - не помню, хоть режьте, и приходил вычитывать полосу. Так вышло, что в тот же день к нам зашел Владимир Глоцер, публикатор Хармса и Введенского.
Получился целый психический концерт. И Глоцер, и Вал. Никулин были люди, так сказать, творческие, с повышенным эмоциональным градусом, а если попросту говорить, то это были два психопата, и вынести их вместе было нелегко.
Сперва Глоцер психовал по какому-то пустячному поводу, потом Никулину показалось, что он потерял очки, какие-то особенные, уникальные, импортные, и он разыграл целый трагический этюд - стонал, заламывал руки... Однако очки нашлись, и он мгновенно успокоился.
Кстати, для актера Валентин Юрьевич был на удивление неглупым и образованным человеком, недаром до того, как стать актером, он учился на юриста. И статью, хотя я и не помню, о ком, но помню, что Никулин написал хорошо, ярко, грамотно, править не надо было.
И актер был замечательный, Царствие ему Небесное.
Сто лет экономии сил
Теперь пойдем в театр Советской армии.
Сначала - о Великих. Точнее, о народных артистах СССР, но в ту пору это звание плохим актерам не давали.
Забавно, но Владимир Михайлович Зельдин, который дожил до 101 года, и он до конца продолжал играть в спектаклях, 30 с лишним лет назад мне казался... очень старым.
По сцене он порхал, летал, двигался легко и изящно, но как только уходил за кулисы, сразу будто превращался в другого человека, весь как бы оседал, медленно и с трудом ходил, по-старчески шаркая ногами. Контраст был разительный.
Судя по тому, что Зельдин на удивление долго, до 101 года! - двигался по сцене, он все годы просто экономил силы, как только "выходил из образа". Профессиональный подход. Зато на целый век хватило. С хвостиком!
Работа актера над собой
Другой народный артист СССР (правда, звание это он получил уже позже), Николай Исакович Пастухов отличался гениальной чудаковатостью или чудаковатой гениальностью, как вам больше понравится. Наверное, это можно еще назвать эксцентричностью.
Об этой особенности Пастухова много рассказывали его коллеги. Не всем их байкам можно верить, были среди них и не совсем приличные, странно компрометирующие, которые я передавать не буду.
Были и просто смешные.
Так, Владимир Борисович Сошальский, видный любитель розыгрышей, однажды во время гастролей позвонил в гостиничный номер Николаю Исаковичу и, словно заядлый "пранкер", много раз произнес характерным глуховатым и чуть хрипловатым пастуховским голосом одну фразу: "Алло! Это Коля Пастухов".
Тот был всегда склонен к мистике, а потому сильно потрясен. "Мне был звонок оттуда!", - рассказывал он коллегам. Откуда "оттуда", не пояснял, но очевидно имел в виду то ли тот свет, то ли другое измерение.
А вот еще анекдот - уже "моего" периода. Пастухов репетировал в спектакле "Автомобиль на веранде" роль человека, которого в свое время, пардон, оскопили. Так уж бедняге не повезло.
На одной из репетиций Николай Исакович подошел к постановщику, главному режиссеру театра (на тот момент) Юрию Еремину и таинственно, словно заговорщик, сказал своим глуховатым голосом: "Юрий Иванович, я его перевязал." "Кого его?" - ничего не понял Еремин. "Его", - стесняясь и волнуясь, пояснил Пастухов и показал на ту часть тела, где находится мужской половой член.
Еремин наконец не без труда понял, сделал паузу, видимо, не знал, как реагировать. Однако нашелся: "Ну, если это вам помогает работать над ролью..."
Очень может быть, что помогало. Пастухов очень тщательно работал всегда над своими ролями, и о поразительном результате , посвященной этому удивительному актеру.
И я уже сам, своими ушами слышал, как перед спектаклем "Святая святых" Пастухов делился с кем-то из коллег: "Мне сегодня приснился Михаил Чехов, и я ему говорю: вы знаете, что вы мой учитель, я все ваши работы прочитал".
Такая вот эстафета поколений. Хоть и во сне, но звезда со звездою говорила. Михаил Чехов действительно пытался разработать свою систему, свой метод работы над ролями, написал несколько работ. Мне кажется, что прочитал их все, наверное, один только Николай Исакович. Когда я писал курсовую работу про МХАТ-II, я тоже пытался их читать, но не осилил. Так я ведь и "Работу актера над собой" Станиславского до конца не одолел.
В "Даме с камелиями" я изображал, наряду еще с полутора десятками товарищей по команде и актерами театра, отправленными в массовку, гостя на балу, во фраке и в белых перчатках, причем одна была надета, а другую надо было держать в руке - якобы так полагалось ими распоряжаться в помещении согласно этикету.
Так вот, на одной из репетиций, мне стало скучно и я вдруг начал вальсировать с одной второстепенной актрисой бальзаковского возраста, потом еще с одной (в этот момент оркестр как раз играл вальс), им обеим это очень понравилось, так и закрепили эпизод в режиссерском рисунке.
А в "Оптимистической" мы с Олегом Меньшиковым, изображавшие матросов-анархистов, во время массовой сцены усердно и упорно всякий раз приглашали на танец, на тур вальса (опять-таки играла музыка) Константина Федоровича Захарова, игравшего роль капитана, а тот отбивался и отмахивался, как мог.
Ну и об актерах.
Больше всего, естественно, я общался с ними в ту пору, когда работал монтировщиком, а потом служил в команде в ЦАТСА - Центральном Академическом театре Советской армии. Вернее, так: с кем-то общался, а кого-то просто наблюдал вблизи.
Очковый трагический этюд
До того и после того случалось тоже, но о мастерах сцены, которые отдыхали одновременно со мной в Плёсе, . Потом тоже тоже бывали редкие встречи - например, с Валентином Никулиным в "Неделе", он написал статью для рубрики "Авторская песня", о ком - не помню, хоть режьте, и приходил вычитывать полосу. Так вышло, что в тот же день к нам зашел Владимир Глоцер, публикатор Хармса и Введенского.
Получился целый психический концерт. И Глоцер, и Вал. Никулин были люди, так сказать, творческие, с повышенным эмоциональным градусом, а если попросту говорить, то это были два психопата, и вынести их вместе было нелегко.
Сперва Глоцер психовал по какому-то пустячному поводу, потом Никулину показалось, что он потерял очки, какие-то особенные, уникальные, импортные, и он разыграл целый трагический этюд - стонал, заламывал руки... Однако очки нашлись, и он мгновенно успокоился.
Кстати, для актера Валентин Юрьевич был на удивление неглупым и образованным человеком, недаром до того, как стать актером, он учился на юриста. И статью, хотя я и не помню, о ком, но помню, что Никулин написал хорошо, ярко, грамотно, править не надо было.
И актер был замечательный, Царствие ему Небесное.
Сто лет экономии сил
Теперь пойдем в театр Советской армии.
Сначала - о Великих. Точнее, о народных артистах СССР, но в ту пору это звание плохим актерам не давали.
Забавно, но Владимир Михайлович Зельдин, который дожил до 101 года, и он до конца продолжал играть в спектаклях, 30 с лишним лет назад мне казался... очень старым.
По сцене он порхал, летал, двигался легко и изящно, но как только уходил за кулисы, сразу будто превращался в другого человека, весь как бы оседал, медленно и с трудом ходил, по-старчески шаркая ногами. Контраст был разительный.
Судя по тому, что Зельдин на удивление долго, до 101 года! - двигался по сцене, он все годы просто экономил силы, как только "выходил из образа". Профессиональный подход. Зато на целый век хватило. С хвостиком!
Работа актера над собой
Другой народный артист СССР (правда, звание это он получил уже позже), Николай Исакович Пастухов отличался гениальной чудаковатостью или чудаковатой гениальностью, как вам больше понравится. Наверное, это можно еще назвать эксцентричностью.
Об этой особенности Пастухова много рассказывали его коллеги. Не всем их байкам можно верить, были среди них и не совсем приличные, странно компрометирующие, которые я передавать не буду.
Были и просто смешные.
Так, Владимир Борисович Сошальский, видный любитель розыгрышей, однажды во время гастролей позвонил в гостиничный номер Николаю Исаковичу и, словно заядлый "пранкер", много раз произнес характерным глуховатым и чуть хрипловатым пастуховским голосом одну фразу: "Алло! Это Коля Пастухов".
Тот был всегда склонен к мистике, а потому сильно потрясен. "Мне был звонок оттуда!", - рассказывал он коллегам. Откуда "оттуда", не пояснял, но очевидно имел в виду то ли тот свет, то ли другое измерение.
А вот еще анекдот - уже "моего" периода. Пастухов репетировал в спектакле "Автомобиль на веранде" роль человека, которого в свое время, пардон, оскопили. Так уж бедняге не повезло.
На одной из репетиций Николай Исакович подошел к постановщику, главному режиссеру театра (на тот момент) Юрию Еремину и таинственно, словно заговорщик, сказал своим глуховатым голосом: "Юрий Иванович, я его перевязал." "Кого его?" - ничего не понял Еремин. "Его", - стесняясь и волнуясь, пояснил Пастухов и показал на ту часть тела, где находится мужской половой член.
Еремин наконец не без труда понял, сделал паузу, видимо, не знал, как реагировать. Однако нашелся: "Ну, если это вам помогает работать над ролью..."
Очень может быть, что помогало. Пастухов очень тщательно работал всегда над своими ролями, и о поразительном результате , посвященной этому удивительному актеру.
И я уже сам, своими ушами слышал, как перед спектаклем "Святая святых" Пастухов делился с кем-то из коллег: "Мне сегодня приснился Михаил Чехов, и я ему говорю: вы знаете, что вы мой учитель, я все ваши работы прочитал".
Такая вот эстафета поколений. Хоть и во сне, но звезда со звездою говорила. Михаил Чехов действительно пытался разработать свою систему, свой метод работы над ролями, написал несколько работ. Мне кажется, что прочитал их все, наверное, один только Николай Исакович. Когда я писал курсовую работу про МХАТ-II, я тоже пытался их читать, но не осилил. Так я ведь и "Работу актера над собой" Станиславского до конца не одолел.