Необязательные мемуары. Егор Яковлев
21.06.2020 09:16
Теперь пора рассказать про "Общую газету" и ее учредителя, создателя и руководителя, которым был знаменитый Егор Яковлев. Я не раз писал о нем, в том числе в РИА Новости, и использую здесь свои статьи, с учетом жанра.
Мне посчастливилось - и это не дежурный натужно-комплиментарный лицемерный глагол, а чистая правда - работать с ним, у него, под его руководством, ругаться и конфликтовать с ним (а не ругались с Егором - он любил, чтобы его так называли - только унылые посредственности), знать его, жить с ним в одно время.
Благодаря Егору я увидел вблизи многих политиков и государственных деятелей, их список впечатляет: Михаил Горбачев, Борис Немцов, генерал Лебедь, Григорий Явлинский, миллиардер Владимир Гусинский...
Это был очень полезный опыт. И я обязательно расскажу о своих впечатлениях.
Зеркало и матерый человечище
Но наиболее интересной личностью из всех, с кем я познакомился и пообщался в период работы в "Общей газете", был сам Егор Владимирович Яковлев.
Матёрый человечище. Вот уж к кому можно без всяких изъятий приложить ленинскую характеристику Льва Толстого - и насчет "кричащих противоречий", и по поводу "зеркала".
Mutatis mutandis, Егор - Лев Толстой советско-российской журналистики. И уж точно зеркало последней русской революции.
Почему зеркало - понятно. Поздний друг Горбачева (до того, когда он работал в "Московских новостях", Егор немало претерпел от Михаила Сергеевича, но подружился с ним - изгнанным из власти и опальным), принятый и отринутый Ельциным, которого Егор Яковлев терпеть не мог.
Еще Егор Владимирович написал много книг про Ленина. И несмотря ни на что, как мне кажется, так и остался сторонником "социализма с человеческим лицом", неисправимым шестидесятником до конца своих дней.
Вопреки распространенному мнению, был горячим и яростным противником распада-развала СССР, да сделать ничего не мог.
В конце 80-х Егор Яковлев просто-напросто пробивал дорогу нормальной журналистике, которая пишет о том, что есть, о самых жгучих и острых проблемах, не оглядываясь на мнение власть имущих. Но без поддержки части власть имущих он не мог себе позволить начать и продолжить этот эксперимент с газетой "Московские новости". Оттуда и идут его "кричащие противоречия". Он все равно всегда, невзирая на свои диссидентские выхлопы, оставался частью номенклатуры.
Но историческая заслуга Егора Яковлева в том, что он максимально раздвинул пространство дозволенного, не дожидаясь высочайшей отмены цензуры. Шире не раздвинул никто. И подозревать, будто это стремление обусловливалось "русофобскими" или шкурными причинами - как минимум, неисторично.
Да, насчет "шкурного": Егор был очень плохим бизнесменом, к сожалению, хотя и пытался заниматься бизнесом. Его обманывали многие, но это малоинтересная тема, не хочу в нее углубляться.
Кричащие противоречия
Теперь о о моем личном знакомстве с классиком.
Произошло оно в 1994 году, когда накрылся "Мегаполис-Экспресс" первого, общественно-политического типа. Надо было куда-то переходить, а в "Общую газету" уже перешли многие мои коллеги, включая, между прочим, Аню Политковскую, она тоже начинала в "М-Э".
Еще до перехода я опубликовал в "Общей газете" несколько заметок на политические темы, Егору они понравились, мы с ним пообщались и он меня позвал. Я не видел причин для возражений.
Потом было многое. Был момент, когда я одновременно простудился и повздорил с редактором отдела, и Егор лично звонил мне домой - как бы поинтересоваться моим здоровьем, но на самом деле поддержать и призвать продолжать работу в его газете. Потом, спустя пару лет, случилось, что мы чуть не возненавидели друг друга, и я ушел.
Но это обычная история взаимоотношений Егора Яковлева со многими его лучшими журналистами. Меня поражало другое.
Высочайший профессионализм в частных конкретных проявлениях - типа побеседовать с гостем, взять интервью, отредактировать заметку, совмещался с полной беспомощностью и несостоятельностью позиции в общем и целом. Свою "Общую газету" он обозвал газетой "мировоззренческой, а не политической". Что значил сей туманный образ, Егор и сам не мог объяснить. Без политики он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Ельцина, повторяю, Яковлев не любил. Меня это вполне устраивало. Я разоблачал Службу безопасности во главе с Коржаковым, всяких ельцинских прихвостней вроде Сергея Филатова, Сергея Шахрая (о нем еще расскажу поподробнее), Юрия Батурина, Георгия Сатарова. Во время кампании 1996 года наш отдел политики, как мог, боролся с отвратительными проельцинскими продажными политтехнологами и политтехнологиями - хотя тогда еще слов таких не употребляли.
Но Егор постоянно петлял и всё время мешал. При этом он не говорил прямо: меня попросили об этом не писать, а этого деятеля ругать нельзя! Нет, он начинал крутить-вертеть, углубляясь в теорию и в общие рассуждения о политической ситуации. А в теории он был не очень силен.
Егор Яковлев был практик до мозга костей. И при этом - страстный интриган, окруживший себя целым взводом женщин, в том числе симпатичных, лично преданных ему, причем некоторые из них ровным счетом ничего не делали, только числились, но получали хорошие должности и неплохие зарплаты...
Вот еще одно кричащее противоречие. Егор был мужик во всех своих проявлениях. Вдаваться в подробности я не желаю, и не вижу в этом ничего плохого, я мужской шовинист и сексист.
Но при всем при том характер Егора Яковлева был очень похож на женский, столь же изменчивый, алогичный, местами истеричный. Вплоть до того, что он периодически скандалил на одном уровне со своим дамским окружением, вплоть до обоюдного визга.
Он порой вел себя взбалмошно и капризно. Например, случалось, что сегодня ругал кого-то за то, что сам же распорядился сделать вчера.
И его отношения с лучшими сотрудниками принимали вид порочного круга: поднять на неслыханную высоту - потом уронить-унизить-опустить - а далее вновь принять в объятия.
Я в определенный момент прервал цикличность. Уходя на втором обязательном витке и подавая заявление об уходе, со всем уважением объяснил Егору, что я о нем думаю.
Как в море корабли
Этому предшествовали занятные события. Я стал редактором странного и выморочного отдела Персоналий, некоего автономного филиала отдела политики, имевшего свою отдельную полосу, но не в каждом номере газеты, а через один или через два, не помню. На этой полосе публиковались интервью и политические портреты, я уже тогда вовсю работал в этом жанре.
Так вот, в какой-то момент Егор вдруг потребовал у меня подробный план очередной полосы, которая должна была быть сдана две или три недели спустя, с точными, чуть ли не поминутными сроками сдачи каждой заметки. Безусловно, мне ничего не стоило составить такую фиктивную бумажку, дать ее Егору, он бы принял ее и тут же о ней позабыл. А потом, ближе к делу, мы бы подготовили нормальную полосу.
Но я упёрся и решил проявить принципиальность: объяснил Егору, что в еженедельнике невозможно составить точный план на две или три недели вперед, особенно в сфере политики, где постоянно происходят разные неожиданные события. Был бурный 1997 год, и ситуация то и дело менялась.
Однако Егор Яковлев слышать не хотел никаких объяснений, требовал точного плана и железного его исполнения. Нашла коса на камень.
Честно говоря, к тому дню я устал от препирательств с Егором, не видел смысла в самом параллельном существовании выделенного мне отдела наряду с отделом политики, с редактором которого, замечательным журналистом, политическим обозревателем Анатолием Костюковым (о нем я расскажу отдельно), я к тому времени тоже разругался.
Мы разошлись, как в море корабли. Затем - спустя год-полтора - Егор Владимирович звал меня обратно. Но я отказался. Мне в "Мегаполис-Экспрессе" работалось очень хорошо и комфортно. Не было ни малейшего желания возвращаться в мир бесконечных интриг.
Возможно, я был неправ.
В любом случае через несколько лет после того нашего последнего разговора Егору Яковлеву пришлось закрыть и продать "Общую газету".
Мне посчастливилось - и это не дежурный натужно-комплиментарный лицемерный глагол, а чистая правда - работать с ним, у него, под его руководством, ругаться и конфликтовать с ним (а не ругались с Егором - он любил, чтобы его так называли - только унылые посредственности), знать его, жить с ним в одно время.
Благодаря Егору я увидел вблизи многих политиков и государственных деятелей, их список впечатляет: Михаил Горбачев, Борис Немцов, генерал Лебедь, Григорий Явлинский, миллиардер Владимир Гусинский...
Это был очень полезный опыт. И я обязательно расскажу о своих впечатлениях.
Зеркало и матерый человечище
Но наиболее интересной личностью из всех, с кем я познакомился и пообщался в период работы в "Общей газете", был сам Егор Владимирович Яковлев.
Матёрый человечище. Вот уж к кому можно без всяких изъятий приложить ленинскую характеристику Льва Толстого - и насчет "кричащих противоречий", и по поводу "зеркала".
Mutatis mutandis, Егор - Лев Толстой советско-российской журналистики. И уж точно зеркало последней русской революции.
Почему зеркало - понятно. Поздний друг Горбачева (до того, когда он работал в "Московских новостях", Егор немало претерпел от Михаила Сергеевича, но подружился с ним - изгнанным из власти и опальным), принятый и отринутый Ельциным, которого Егор Яковлев терпеть не мог.
Еще Егор Владимирович написал много книг про Ленина. И несмотря ни на что, как мне кажется, так и остался сторонником "социализма с человеческим лицом", неисправимым шестидесятником до конца своих дней.
Вопреки распространенному мнению, был горячим и яростным противником распада-развала СССР, да сделать ничего не мог.
В конце 80-х Егор Яковлев просто-напросто пробивал дорогу нормальной журналистике, которая пишет о том, что есть, о самых жгучих и острых проблемах, не оглядываясь на мнение власть имущих. Но без поддержки части власть имущих он не мог себе позволить начать и продолжить этот эксперимент с газетой "Московские новости". Оттуда и идут его "кричащие противоречия". Он все равно всегда, невзирая на свои диссидентские выхлопы, оставался частью номенклатуры.
Но историческая заслуга Егора Яковлева в том, что он максимально раздвинул пространство дозволенного, не дожидаясь высочайшей отмены цензуры. Шире не раздвинул никто. И подозревать, будто это стремление обусловливалось "русофобскими" или шкурными причинами - как минимум, неисторично.
Да, насчет "шкурного": Егор был очень плохим бизнесменом, к сожалению, хотя и пытался заниматься бизнесом. Его обманывали многие, но это малоинтересная тема, не хочу в нее углубляться.
Кричащие противоречия
Теперь о о моем личном знакомстве с классиком.
Произошло оно в 1994 году, когда накрылся "Мегаполис-Экспресс" первого, общественно-политического типа. Надо было куда-то переходить, а в "Общую газету" уже перешли многие мои коллеги, включая, между прочим, Аню Политковскую, она тоже начинала в "М-Э".
Еще до перехода я опубликовал в "Общей газете" несколько заметок на политические темы, Егору они понравились, мы с ним пообщались и он меня позвал. Я не видел причин для возражений.
Потом было многое. Был момент, когда я одновременно простудился и повздорил с редактором отдела, и Егор лично звонил мне домой - как бы поинтересоваться моим здоровьем, но на самом деле поддержать и призвать продолжать работу в его газете. Потом, спустя пару лет, случилось, что мы чуть не возненавидели друг друга, и я ушел.
Но это обычная история взаимоотношений Егора Яковлева со многими его лучшими журналистами. Меня поражало другое.
Высочайший профессионализм в частных конкретных проявлениях - типа побеседовать с гостем, взять интервью, отредактировать заметку, совмещался с полной беспомощностью и несостоятельностью позиции в общем и целом. Свою "Общую газету" он обозвал газетой "мировоззренческой, а не политической". Что значил сей туманный образ, Егор и сам не мог объяснить. Без политики он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Ельцина, повторяю, Яковлев не любил. Меня это вполне устраивало. Я разоблачал Службу безопасности во главе с Коржаковым, всяких ельцинских прихвостней вроде Сергея Филатова, Сергея Шахрая (о нем еще расскажу поподробнее), Юрия Батурина, Георгия Сатарова. Во время кампании 1996 года наш отдел политики, как мог, боролся с отвратительными проельцинскими продажными политтехнологами и политтехнологиями - хотя тогда еще слов таких не употребляли.
Но Егор постоянно петлял и всё время мешал. При этом он не говорил прямо: меня попросили об этом не писать, а этого деятеля ругать нельзя! Нет, он начинал крутить-вертеть, углубляясь в теорию и в общие рассуждения о политической ситуации. А в теории он был не очень силен.
Егор Яковлев был практик до мозга костей. И при этом - страстный интриган, окруживший себя целым взводом женщин, в том числе симпатичных, лично преданных ему, причем некоторые из них ровным счетом ничего не делали, только числились, но получали хорошие должности и неплохие зарплаты...
Вот еще одно кричащее противоречие. Егор был мужик во всех своих проявлениях. Вдаваться в подробности я не желаю, и не вижу в этом ничего плохого, я мужской шовинист и сексист.
Но при всем при том характер Егора Яковлева был очень похож на женский, столь же изменчивый, алогичный, местами истеричный. Вплоть до того, что он периодически скандалил на одном уровне со своим дамским окружением, вплоть до обоюдного визга.
Он порой вел себя взбалмошно и капризно. Например, случалось, что сегодня ругал кого-то за то, что сам же распорядился сделать вчера.
И его отношения с лучшими сотрудниками принимали вид порочного круга: поднять на неслыханную высоту - потом уронить-унизить-опустить - а далее вновь принять в объятия.
Я в определенный момент прервал цикличность. Уходя на втором обязательном витке и подавая заявление об уходе, со всем уважением объяснил Егору, что я о нем думаю.
Как в море корабли
Этому предшествовали занятные события. Я стал редактором странного и выморочного отдела Персоналий, некоего автономного филиала отдела политики, имевшего свою отдельную полосу, но не в каждом номере газеты, а через один или через два, не помню. На этой полосе публиковались интервью и политические портреты, я уже тогда вовсю работал в этом жанре.
Так вот, в какой-то момент Егор вдруг потребовал у меня подробный план очередной полосы, которая должна была быть сдана две или три недели спустя, с точными, чуть ли не поминутными сроками сдачи каждой заметки. Безусловно, мне ничего не стоило составить такую фиктивную бумажку, дать ее Егору, он бы принял ее и тут же о ней позабыл. А потом, ближе к делу, мы бы подготовили нормальную полосу.
Но я упёрся и решил проявить принципиальность: объяснил Егору, что в еженедельнике невозможно составить точный план на две или три недели вперед, особенно в сфере политики, где постоянно происходят разные неожиданные события. Был бурный 1997 год, и ситуация то и дело менялась.
Однако Егор Яковлев слышать не хотел никаких объяснений, требовал точного плана и железного его исполнения. Нашла коса на камень.
Честно говоря, к тому дню я устал от препирательств с Егором, не видел смысла в самом параллельном существовании выделенного мне отдела наряду с отделом политики, с редактором которого, замечательным журналистом, политическим обозревателем Анатолием Костюковым (о нем я расскажу отдельно), я к тому времени тоже разругался.
Мы разошлись, как в море корабли. Затем - спустя год-полтора - Егор Владимирович звал меня обратно. Но я отказался. Мне в "Мегаполис-Экспрессе" работалось очень хорошо и комфортно. Не было ни малейшего желания возвращаться в мир бесконечных интриг.
Возможно, я был неправ.
В любом случае через несколько лет после того нашего последнего разговора Егору Яковлеву пришлось закрыть и продать "Общую газету".