Последний выдох коммунизма
12.09.2020 11:03
Николай Троицкий
В данной конкретной заметке я в одном пункте был неправ. Соглашусь с историком и публицистом Арением Замостьяновым, написавшим мне в комменте: Я не вполне согласен, что участники съезда не осознавали агонии. Вообще-то настроения были панические, и Вы во второй части статьи точно об этом говорите - про выкрики "позор" и черные шары Горбачеву, который выкручивал съезду руки, шантажируя своей президентской властью (он ещё целый год этим занимался в ЦК). Скорее - всё осознавали, но решительности, пассионарности у них не было. Получилась именно публичная агония.
Конечно же, большинство понимало, что дело идет к концу. Вот с учетом этой поправки и читайте.

2 июля 1990 года, специально отобранные члены КПСС собрались на двадцать восьмой и последний съезд своей партии. Но как подданные Римской империи последних веков ее существования не подозревали, что живут в эпоху упадка и гибели своего государства, так и делегаты XXVIII съезда КПСС понятия не имели, что присутствуют при агонии своей организации.

Не осознали участники форума не заметили и еще одного важного обстоятельства: именно на этом съезде и последовавшем сразу за ним пленуме КПСС де-факто перестала быть руководящей и направляющей силой.
В разгар заседания, во время выдвижения кандидатур в ЦК, ряды партии демонстративно – что называется, «громко хлопнув дверью» – покинул недавно избранный председатель Верховного Совета РСФСР, Борис Ельцин. «В связи с огромной ответственностью перед народом и Россией, с учетом перехода общества на многопартийность, я не смогу выполнять только решения КПСС», – несколько туманно объяснил он свое решение.
Впрочем, было ясно, что руководитель самой крупной и даже, можно сказать, системообразующей союзной республики выходит из-под контроля и не собирается больше реализовывать формулу «решения съезда – в жизнь». Этот публичный, эффектный и даже несколько театральный отказ приобретавшего все большую популярность Ельцина от партбилета повлиял на многих делегатов и рядовых коммунистов. После съезда начался массовый исход из КПСС, ее ряды покинуло около четырех миллионов человек.

Однако ладно бы Ельцин, который уже приступил к формированию параллельного центра власти и для которого в борьбе с союзным руководством все средства были хороши. Но Горбачев сам, своей собственной рукой ослаблял вес и влияние партии. С его подачи в новый состав Политбюро ЦК КПСС не был включен ни один из руководителей правительства и глав ведущих министерств и ведомств. Таким образом, была похоронена и расщеплена на две части многолетняя чеканная формула «партия и правительство».
Не попали в Политбюро основные соратники генсека, начинавшие вместе с ним перестройку: ни условные «консерваторы» Егор Лигачев и Николай Рыжков, ни столь же условные «либералы» Александр Яковлев и Эдуард Шеварднадзе.

Правда, двое последних вскоре были включены в новый орган власти – Президентский совет, куда, по замыслу Горбачева, и должен был переместиться «главный штаб», центр принятия стратегических решений. Тем не менее, сам Михаил Сергеевич приложил массу усилий, чтобы сохранить личные руководящие позиции в КПСС, ради чего изобрел новую должность заместителя генерального секретаря, на которую провел своего ставленника Владимира Ивашко, главу компартии Украины.
Почему же Горбачев продолжал так крепко держаться за пост генсека? Его бессменный помощник в те годы Анатолий Черняев пишет в своих воспоминаниях, что он никак не мог этого понять и даже советовал шефу: «Бросьте вы их. Вы – президент, вы же видите, что это за партия, и фактически вы заложником ее остаетесь, мальчиком для битья». Но президент сражался, как лев, чтобы не дать партии расколоться и сохранить обе высшие должности.

Причина, по которой Горбачев категорически не желал терять контроля над партаппаратом, понятна и проста. Никакой президентской вертикали еще выстроено не было. Советы тоже были ненадежным фундаментом. Только опираясь на всепроникающую инфраструктуру КПСС, многочисленные парткомы-райкомы-горкомы-обкомы, генсек и президент СССР мог вести борьбу с Ельциным и его группировкой. То есть тактически Горбачев действовал правильно, хотя допустил стратегический просчет. Впрочем, летом 1990 года он уже был бессилен изменить или остановить процесс, который пошел по нарастающей с непреодолимой силой.

Дело в том, что сама КПСС была уже не та. Атмосфера XXVIII съезда была невозможной, немыслимой для подобного рода мероприятий. Громкие крики из зала: «Позор!» Обструкции вплоть до личных оскорблений в адрес секретарей ЦК. Альтернативные выборы генерального секретаря и его заместителя…
Ленин, Сталин, Хрущев и Брежнев переворачивались в гробах.
Горбачев был потрясен, когда узнал, что из 4683 делегатов против него проголосовало 1116 человек. Как пишет в своих мемуарах бывший секретарь ЦК Валерий Болдин, генсек воспринял это, как «политический нокдаун, которого он не ожидал».

И очень странно, что не ожидал. Громогласно уходя со съезда и из партии, Ельцин призвал допустить свободу фракций в КПСС. Никаких подобных решений не было принято. Да это уже не имело никакого значения. Фракции, платформы самого разного толка образовались стихийно и бурно схлестывались между собой, сотрясая могучие стены кремлевского Дворца съездов. Строго говоря, огромной фракцией – причем антигорбачевской, антиперестроечной – была новоиспеченная российская компартия во главе с Иваном Полозковым, создание которой Горбачев благословил, надеясь соорудить из нее противовес все тому же Ельцину и его команде.

Надежда была напрасной. В рядах численно уступающей «армии» председателя Верховного Совета РСФСР, как выражался мой прапорщик армейских времен, «царил монолит и сплоченность». А противостояло ельцинским бойцам разнородное воинство, командиры которого передрались между собой. И у них не оставалось шансов на победу. Огромным достижением Горбачева можно считать то, что после XXVIII съезда он сумел продлить жизнь КПСС на год с небольшим. Правда, это уже была не жизнь, а предсмертное существование.
Добавить комментарий