Необязательные мемуары. Галя и ее друзья
07.07.2022 06:07
Маминым друзьям, которых я хорошо помню, я уделил в воспоминаниях много места. Вскоре пойдут главы, им посвященные.
А вот круг друзей Гали, моей тёти, остался за пределами моего внимания. Что несправедливо. Вот я и попробую про них рассказать хотя бы коротко. И рад бы подлиннее и поподробнее, да не так много помню, хорошо хоть фамилии не забыл, а то совсем было нечего написать. Ну и очень сильно мне помогла всемирная сеть, особенно поисковые системы. Даже не ожидал там найти сведения про некоторых Галиных друзей, которых запомнил с детских лет. Вот и начнем.
Городской еврей-аграрий
На фото вверху рядом с Галей сидит очень интересный человек - Яков Хацкелевич Пантиелев. В книгах и официальных документах его отчество заменяли на более благозвучное - Харитонович. Так часто делали, и не надо искать в этом "антисемитские происки", просто произносить легче, вот и стал Генрих Авиэзерович Боровик "Аверьяновичем", а мой сосед по коммунальной квартире Иешуа (!) Самариевич - Михаилом Самариевичем, и его дочь, соответственно, Елизаветой Михайловной. Так как она подрабатывала репетитором и учила детей математике, то попробуйте себе представить, как бы дети ее называли - "Иешуевной" или "Иешуёвной"? Нет уж, не надо.
Итак, Яков Пантиелев, старинный Галин друг, которого она называла просто Яшей, был видным специалистом по сельскому хозяйству, прежде всего по овощеводству. Вот только некоторые его книжки, и это лишь малая часть.
Здесь
Яша - теперь с высоты своего возраста я могу его так называть - мне всегда казался человеком сугубо городским, но, видимо, он хорошо знал предмет, которым занимался. Иначе не достиг бы степеней известных в кругах ВАСХНИЛ, не опубликовал бы столько брошюр. В СССР иначе быть не могло.
Но это не всё про Якова Хацкелевича.
Он был еще и фронтовиком, героем войны, летчиком. Хотя, как практически все фронтовики и как человек скромный, никогда не рассказывал о своих подвигах.
Там, по ссылке, досадная опечатка: он родился не в 1932, а в 1923 году.
И еще у него была жена Ирина, которая замечательно пела романсы и регулярно участвовала в любительских концертах, на которые мы с Галей всегда ходили. Это то, что я хорошо помню. Но увы, напрочь забыл фамилию женщины, которой были посвящены эти концерты. Как я понимаю, она руководила студией или кружком или чем-то в этом роде, где и обучала пению энтузиастов-любителей. Хорошо обучила, должен я сказать! Отдельные любители, в том числе Ирина Пантиелева, выступали не хуже, а то и получше некоторых профессиональных певцов. Я в те годы часто ходил в Большой театр, любил слушал классическое пение по радио, и мне было с кем и с чем сравнивать.
Студийцы видимые и невидимый
Кстати, о студиях.
Это
Среди них не было таких уж знаменитостей, хотя некоторые стали актерами. Например, одна из Галиных подруг работала в Центральном театре кукол Сергея Образцова, куда попасть было не намного легче, чем в Большой, но я детстве-отрочестве-юности посещал его регулярно.
Многие студийцы приходили к нам в гости, и я их неплохо знал, но вот об одном только слышал от его товарищей, а если видел когда-то в детстве, то напрочь забыл.
Это Лэм Александрович Мастерков, советский, потом российский дипломат. Впрочем, пусть о нём расскажет тот, кто его знал лучше:
Лэм Мастерков, пожалуй, был самой яркой личностью в нашей группе. Помимо того, что он великолепно учился, его отличала огромная любовь к музыке, классическому танцу и вообще… Довольно долго о нём не было никакой информации, а потом он появился в стенах МИДа. Многие годы Л.Мастерков провёл в Женеве, где вёл утомительные переговоры с американскими супостатами по вопросам разоружения или вооружения. «Многие годы» − это значит, что у меня родился и подрос сын, который получил диплом специалиста по Японии, прошёл в МИДе путь от стажёра до советника-посланника и успел «пересечься» с Лэмом Александровичем, который к тому времени получил ранг посла. Я бережно храню подаренную им мне книгу «Российские востоковеды», на форзаце которой его рукой аккуратно выведены иероглифы хайку Басё: «Акибукаку тонари-ва нани-о суру хито дзо» (Поздняя осень./Как поживает сосед?/Интересно бы знать.)
Почему же так вышло, что все прочие студийцы постоянно общались с Галей и собирались у нас дома, а г-на Мастеркова никогда не было? По самой простой причине: ближайшие друзья Галиной сестры, моей мамы, семейство Михоэлсов, сначала уехали в Израиль, а затем мама постоянно разговаривала с ними по телефону, в том числе из Галиной квартиры. Для советского дипломата посещение такой "зачумленной" квартиры, да само общение с ее жильцами было категорическим табу.
В результате о Лэме я слышал во много раз больше, чем обо всех других студийцах, но никогда его не видел. И лишь теперь узнал, что он в конце карьеры удостоился ранга Чрезвычайного и Полномочного посла.
Физики без лириков
Это
Кирилла я очень хорошо помню, мы с ним постоянно обсуждали футбол, так как оба его любили. Он в те далекие времена ездил с нами в Новый Иерусалим и устраивал нам импровизированную экскурсию по полуразрушенному монастырю. Общение с ним был тесным и непрерывным. У него дома на его днях рождения и иных празднествах собиралась теплая и веселая компания, которая устраивала феерические застолья.
Но я понятия не имел, что Кирилл - настолько крупный и видный ученый, специалист в области психофизики, общей и педагогической психологии.
Правда, он пытался применять некие педагогические приемы по отношению к Галиному сыну, но я не припомню, чтобы это давало практические результаты.
А вот о том, что
Как и когда Галя с ним подружилась, я не знаю. Видимо, где-то на журналистских, репортерских тропах.
И был еще один физик, чью фамилию я вспомнил не сразу - Беня Тавгер. Общался я с ним в Крыму, но больше не с ним, а с его двумя сыновьями, которые были чуть старше меня и, так сказать, учили меня жизни.
Но самое интересное, что он оказался
Галимон и султан
Фото Тавгера я не нашел, да и бог с ним. Гораздо обиднее, что я нигде не могу найти хотя бы одну фотографию колоритнейшей Галиной подруги и коллеги Наташи Галимон. Да что там фотография! Вот единственное внятное и яркое упоминание о ней, обнаруженное мной в сети:
В те дни скончалась Наташа Галимон, вечная внештатница "Недели", старожилка арбатской коммуналки, седая девушка ранних 60-х, начинавшая в шахтерских многотиражках, из командировок по периферии привозившая зарисовки и "новеллки" о "хороших людях": врачах сельских больниц, летчиках малой авиации. Надо ли объяснять, что в лихие разоблачительные времена ее перо оказалось невостребованным. Оттого, кажется, и умерла, растеряв никому не нужных "хороших людей" - и смысл жизни
Ну так это Толя Макаров, блестящий публицист и прозаик. Он всё верно и точно написал про Наташу. Однако я чуть-чуть добавлю.
Наташа Галимон была, с одной стороны, талантливой журналисткой, мастером миниатюрных зарисовок, с легким, но уверенным пером, она умела двумя-тремя мазками нарисовать целую картину. Ее можно было назвать истинной легендой "Известий" и "Недели", где она постоянно публиковалась. С другой стороны, она была пациентом психдиспансера, с определенным суровым диагнозом, совсем не буйная, но с обострениями. Из-за чего ее не брали в штат, да и печатали нерегулярно, и ей приходилось пробавляться гонорарами от случая к случаю. При этом Наташа никогда не следила за своей внешностью и костюмом (если ее нелепые и странные, даже весьма экзотические одеяния можно так назвать), что тоже не помогало ей в работе. Не всякий редактор готов был послать столь специфического репортера на задание и тем более на интервью.
Когда я пришел работать в "Неделю", Наташа там то и дело появлялась, а так как меня она знала с детства (моего), то запросто обращалась ко мне с разными вопросами, называя "Николкой".
Признаюсь, что я плохо на это реагировал, мне было стыдно и неловко, я всячески пытался сделать вид, что мы незнакомы или уж по крайней мере знакомы не так близко. В общем, вёл я себя глупо и неприлично, как сноб и пижон. Мне до сих пор стыдно, но что было, то было.
Ну и еще один забавный эпизод, связанный с заметкой Наташи Галимон.
Она написала короткую, в в четыре абзаца "рецензию" на постановку оперы "Запорожец за Дунаем", которую привез в Москву украинский оперный театр. Спектакль тот я смотрел одновременно с ней, в нём пели Дмитрий Гнатюк, Анатолий Соловьяненко, еще разные украинские оперные звезды, это было блистательное представление.
Гнатюк пел партию Султана, самого настоящего турецкого султана, который по ходу действия приходит инкогнито, по гарун-аль-рашидовски к запорожцам, а по итогам этого визита исполняет баритоном красивую арию.
Другую, тоже красивую арию исполнял тенор Соловьяненко, его герой воспевал "рiдну Украйну", тогда еще мирную и не одичавшую.
Наташа Галимон обо всем этом написала, но даже такая маленькая заметка не вместилась целиком, и у нее сократили один из четырех абзацев, осталось три. При этом умудрились сократить тот абзац, где говорилось об арии тенора, и в результате получилось, что "рiдну Украйну" воспевает не кто-нибудь, а лично турецкий султан.
Хотя украинцы в те далекие годы были мирными, но уже весьма вредными, и мог бы случиться скандал, почти международный. Но то ли его замяли, то ли маленькую, да еще сокращенную заметку Наташи никто не заметил. Жаль. Она хорошо писала.
А теперь журналистики больше нет.