Необязательные мемуары. Картошка
29.07.2022 18:25
Это я - в ватнике - на третьей картошке, уже когда был аспирантом. Всё, что сохранилось. Фото бледное до неразличимости.
Начинаю следующий раздел - "Мои университеты".
От школы пора переходить к институту. А в связи с институтом самое время вспомнить о так называемой "картошке" .
О многом из того, что было в СССР, можно спорить. Но эти самые "картошки" были однозначно абсурдным, идиотским и очень вредным явлением. Студенты теряли драгоценные недели, а то и месяцы, работники НИИ и КБ тоже теряли время, занимаясь совершенно бессмысленным делом, не принося никакой пользы ни сельскому, ни в целом "народному" хозяйству. Смысла не было ни малейшего! Как и в работе "интеллигенции" на овощных базах.
Дело не в физическом труде и вообще труде, который бывает очень полезным, если он осмысленный. Но именно осмысленности не было в этом деле. Ну и не знаю, как и где, но в нашем институте этот труд еще и не оплачивался. Для студентов это была каторга-light, как я уже писал. За какие провинности? Вопрос риторический.
Тем не менее этот абсурд упорно повторялся, продолжался, кому-то эта бредятина была нужна. Кому? Не понимал тогда, не понимаю и теперь.
Ну и конкретно о моем личном опыте. Слово картошка - как мероприятие - я буду писать без кавычек, все поймут, что имеется в виду.
Комбайн, Кропоткин и дядя Ваня
На картошке я был трижды, два раза студентом, третий раз - аспирантом, в предыдущей главе я уже упоминал об этом. Дольше всего было мое пребывание в начале второго курса, в сентябре-октябре 1978 года - целых полтора месяца, напрочь вычеркнутых из учебы, но не из биографии. Так ведь дело известное - "всюду жизнь".
Отправили нас в глухой, заброшенный, безнадежно убыточный совхоз, название которого не помню, в деревне Княжево Волоколамского района, вдали от "Большой земли", куда не ходили даже рейсовые автобусы, а надо было добираться на попутках от поселка Осташово (ниже на фото - главная достопримечательность поселка, на эту башню я залезал, на самый верх. В юности я любил такие приключения).
Сказать, что в совхозе и в деревне Княжево все пили - ничего не сказать. Ну а как иначе? В сельпо практически ничего, кроме водки, не продавалось, а закуска росла на "приусадебных" участках, она же - сырье для самогона.
Мы работали на дизелекартофелеуборочном комбайне, прицепленном к трактору, сортировали картошку, выдергивая клубни из грязных пластов земли. Комбайнером нашим был дядя Витя с громкой фамилией Кропоткин, мы его дразнили князем, обращались к нему "Ваше сиятельство", вывели его фамилию на борту комбайна и не давали стереть. Ну а трактористом был дядя Ваня, совсем не похожий на чеховского персонажа.
Кропоткин был пьян всегда, не просыхал в принципе, дядя Ваня тоже, так они и работали. Жена Кропоткина тоже была всегда пьяная, и у них еще было много детей, штук пять. Несчастные ребята, что называется, с "замедленным развитием", один из них, лет 14, выглядел, соображал и рассуждал, как семилетний.
В общем, типичная семья, вернее династия хронических алкоголиков. Трагическая безнадега в квадрате.
Однажды Кропоткин полез вовнутрь комбайна что-то чинить, а дядя Ваня не заметил и неожиданно поехал, потащив за собой комбайн с дядей Витей в недрах чудо-машины.
Раздался утробный вопль, тракторист остановился, и между мужчинами состоялся диалог, содержание которого я бы перевел так: "Зачем же ты, Ваня, поехал, когда я залез внутрь комбайна?" - "А зачем же ты, Витя, полез внутрь комбайна, если знал, что я сейчас поеду?"
Впрочем, они и не в таких экстремальных ситуациях разговаривали матом.
Ближе к концу нашего срока картофельные грядки стали для комбайна непроходимы, и нас гоняли на поля выдергивать картошку руками. В том числе и мерзлую, так как начались заморозки.
Естественно, работали мы плохо, наш по сути рабский труд был непроизводителен. Но когда нас отпускали на побывку домой, по мешку картошки с собой захватывали, хоть какая-то польза. Хотя я еще долгое время не то что есть, видеть не мог этот корнеплод - ведь полтора месяца мы фактически питались только им одним. Правда, один из студентов успел ранее поучиться в кулинарном техникуме, стал нашим поваром и изощрялся как мог, но и его кулинарные таланты были не безграничны.
Понятно, что молодость брала свое, опять-таки "всюду жизнь", и мы находили возможность развлекаться. Даже придумали и исполнили некую композицию из отрывков и сцен для местных жителей в Дом культуры, и я участвовал в представлении, не будучи актером, всегда любил такое. Танцы в деревенском клубе, грязной полуразвалившейся избе, под магнитофон, девочки, всё такое...
Жили мы совершенно по-лагерному, в большом бараке, разделенном на две половины, мужскую и женскую, там стояли типичные нары, железные кровати в два этажа. Посередке была сушилка. В ней периодически запирали перепивших студентов из Средней Азии, сильно буйных во хмелю.
Само собой, пили все, и студенты, и бригадиры-преподаватели, и работники совхоза. А что там еще было делать?
Питие есть веселие на Руси
Перепробовал я сразу многое - и вино в товарных количествах, и самогон, который бывал и вкусным, и гнусным. Там впервые в жизни попробовал крепкие спиртные напитки, которых до этого не пил вообще никогда в принципе.
Прекрасно помню свое первое ощущение от опьянения: невиданный прилив сил, подъём, ощущение власти над пространством, вот сейчас захочу - и взлечу. Я совершал гигантские прыжки, будто в волшебных сапогах-скороходах, всё плясало вокруг, мир казался новым и прекрасным.
Молодой, но уже вполне окрепший организм (а я тогда еще и курить не начал) нормально справлялся и перерабатывал алкоголь. Тем более, что мы, как правило, пренебрегали напитками из деревенского сельпо, из местного брали только самогон, причем некоторые из нас расплачивались иной раз натурой с местными поселянками, а вино-водку привозили из Осташово, из Волоколамска и из Москвы, куда нас периодически отпускали (с мешками или рюкзаками халявной картошки на горбу).
Более опытные товарищи не позволяли мне и другим неофитам пить в чрезмерном количестве. Наконец, свежий деревенский воздух выветривал спиртуозность и позволял соблюдать баланс.
Кстати, чтоб два раза не вставать. Напиваться до крайности, до лакун в памяти, до палимпсеста (термин есть такой), до автопилота, уходить Jenseits von Gut und Böse - всё это было уже потом.
Но я обычно переставал пить в тот момент, когда вдруг начинал ощущать, что земля уходит из-под ног, а окружающая действительность как будто водит хоровод с приплясываниями вокруг меня.
И с самого начала решительно не мог "лечиться" по утрам после пьянки. Не то что пить, видеть не мог ничего алкогольного. Пару раз попробовал в себя влить, в порядке эксперимента - не вливалось, не входило, отторгалось со страшной силой противодействия. Я и перестал. На том стою по сей день. Это меня и спасло. Понятие "запой" мне неизвестно.
А вот такого своеобразного "развлечения", как драка с местными, на нашу долю не выпало. Один раз прошел слух, будто в Княжево двигаются некие парни из другой деревни, ребята стали готовиться, выдирая штакетины из заборов, но местные, видимо, не дошли, спьяну полегли по дороге.
Рабский труд и меню из лягушек
Вот и судите сами, полезна была эта картошка или наоборот. Повальное пьянство, разврат в антисанитарных условиях, бессмысленный тупой рабский труд, за который ни гроша не платили студентам - вот и всё, чем характерны эти пресловутые мероприятия.
Все, кто мог, отмазывались от этой бессмысленной каторги, добывая всякие медицинские справки. Но у меня или такой возможности не было, или не было желания притворяться больным и немощным. Едва ли мне так уж хотелось пройти эту идиотскую и бездарную "школу жизни".
Пришлось провести в той же деревне Княжево еще пару недель на четвертом или пятом курсе (Кропоткина, по-моему, уже не было в живых), и еще месяц, будучи уже аспирантом, бригадиром в другом совхозе, рядом с Волоколамском.
Ну и еще - для смеха. На самой первой картошке я впервые попробовал не только водку, но и мясо лягушек. Один из наших преподавателей-бригадиров умел разделывать, препарировать земноводных, отрывая их задние лапки - единственное, что в них есть съедобного, и мы эти лапки жарили на костре.
Мясо вполне приемлемое, похоже на курицу, только его очень мало, надо было съесть с десяток лягушек, чтобы распробовать, неприятный болотный запах исчезал после прожаривания. Эта часть нашего деревенского "меню" вносила некоторое разнообразие в питание, да слишком уж утомительным был процесс отлавливания земноводной "дичи".
Башня в поселке Осташово
Мои письма с картошки
.
Тот самый барак в Княжево
Начинаю следующий раздел - "Мои университеты".
От школы пора переходить к институту. А в связи с институтом самое время вспомнить о так называемой "картошке" .
О многом из того, что было в СССР, можно спорить. Но эти самые "картошки" были однозначно абсурдным, идиотским и очень вредным явлением. Студенты теряли драгоценные недели, а то и месяцы, работники НИИ и КБ тоже теряли время, занимаясь совершенно бессмысленным делом, не принося никакой пользы ни сельскому, ни в целом "народному" хозяйству. Смысла не было ни малейшего! Как и в работе "интеллигенции" на овощных базах.
Дело не в физическом труде и вообще труде, который бывает очень полезным, если он осмысленный. Но именно осмысленности не было в этом деле. Ну и не знаю, как и где, но в нашем институте этот труд еще и не оплачивался. Для студентов это была каторга-light, как я уже писал. За какие провинности? Вопрос риторический.
Тем не менее этот абсурд упорно повторялся, продолжался, кому-то эта бредятина была нужна. Кому? Не понимал тогда, не понимаю и теперь.
Ну и конкретно о моем личном опыте. Слово картошка - как мероприятие - я буду писать без кавычек, все поймут, что имеется в виду.
Комбайн, Кропоткин и дядя Ваня
На картошке я был трижды, два раза студентом, третий раз - аспирантом, в предыдущей главе я уже упоминал об этом. Дольше всего было мое пребывание в начале второго курса, в сентябре-октябре 1978 года - целых полтора месяца, напрочь вычеркнутых из учебы, но не из биографии. Так ведь дело известное - "всюду жизнь".
Отправили нас в глухой, заброшенный, безнадежно убыточный совхоз, название которого не помню, в деревне Княжево Волоколамского района, вдали от "Большой земли", куда не ходили даже рейсовые автобусы, а надо было добираться на попутках от поселка Осташово (ниже на фото - главная достопримечательность поселка, на эту башню я залезал, на самый верх. В юности я любил такие приключения).
Сказать, что в совхозе и в деревне Княжево все пили - ничего не сказать. Ну а как иначе? В сельпо практически ничего, кроме водки, не продавалось, а закуска росла на "приусадебных" участках, она же - сырье для самогона.
Мы работали на дизелекартофелеуборочном комбайне, прицепленном к трактору, сортировали картошку, выдергивая клубни из грязных пластов земли. Комбайнером нашим был дядя Витя с громкой фамилией Кропоткин, мы его дразнили князем, обращались к нему "Ваше сиятельство", вывели его фамилию на борту комбайна и не давали стереть. Ну а трактористом был дядя Ваня, совсем не похожий на чеховского персонажа.
Кропоткин был пьян всегда, не просыхал в принципе, дядя Ваня тоже, так они и работали. Жена Кропоткина тоже была всегда пьяная, и у них еще было много детей, штук пять. Несчастные ребята, что называется, с "замедленным развитием", один из них, лет 14, выглядел, соображал и рассуждал, как семилетний.
В общем, типичная семья, вернее династия хронических алкоголиков. Трагическая безнадега в квадрате.
Однажды Кропоткин полез вовнутрь комбайна что-то чинить, а дядя Ваня не заметил и неожиданно поехал, потащив за собой комбайн с дядей Витей в недрах чудо-машины.
Раздался утробный вопль, тракторист остановился, и между мужчинами состоялся диалог, содержание которого я бы перевел так: "Зачем же ты, Ваня, поехал, когда я залез внутрь комбайна?" - "А зачем же ты, Витя, полез внутрь комбайна, если знал, что я сейчас поеду?"
Впрочем, они и не в таких экстремальных ситуациях разговаривали матом.
Ближе к концу нашего срока картофельные грядки стали для комбайна непроходимы, и нас гоняли на поля выдергивать картошку руками. В том числе и мерзлую, так как начались заморозки.
Естественно, работали мы плохо, наш по сути рабский труд был непроизводителен. Но когда нас отпускали на побывку домой, по мешку картошки с собой захватывали, хоть какая-то польза. Хотя я еще долгое время не то что есть, видеть не мог этот корнеплод - ведь полтора месяца мы фактически питались только им одним. Правда, один из студентов успел ранее поучиться в кулинарном техникуме, стал нашим поваром и изощрялся как мог, но и его кулинарные таланты были не безграничны.
Понятно, что молодость брала свое, опять-таки "всюду жизнь", и мы находили возможность развлекаться. Даже придумали и исполнили некую композицию из отрывков и сцен для местных жителей в Дом культуры, и я участвовал в представлении, не будучи актером, всегда любил такое. Танцы в деревенском клубе, грязной полуразвалившейся избе, под магнитофон, девочки, всё такое...
Жили мы совершенно по-лагерному, в большом бараке, разделенном на две половины, мужскую и женскую, там стояли типичные нары, железные кровати в два этажа. Посередке была сушилка. В ней периодически запирали перепивших студентов из Средней Азии, сильно буйных во хмелю.
Само собой, пили все, и студенты, и бригадиры-преподаватели, и работники совхоза. А что там еще было делать?
Питие есть веселие на Руси
Перепробовал я сразу многое - и вино в товарных количествах, и самогон, который бывал и вкусным, и гнусным. Там впервые в жизни попробовал крепкие спиртные напитки, которых до этого не пил вообще никогда в принципе.
Прекрасно помню свое первое ощущение от опьянения: невиданный прилив сил, подъём, ощущение власти над пространством, вот сейчас захочу - и взлечу. Я совершал гигантские прыжки, будто в волшебных сапогах-скороходах, всё плясало вокруг, мир казался новым и прекрасным.
Молодой, но уже вполне окрепший организм (а я тогда еще и курить не начал) нормально справлялся и перерабатывал алкоголь. Тем более, что мы, как правило, пренебрегали напитками из деревенского сельпо, из местного брали только самогон, причем некоторые из нас расплачивались иной раз натурой с местными поселянками, а вино-водку привозили из Осташово, из Волоколамска и из Москвы, куда нас периодически отпускали (с мешками или рюкзаками халявной картошки на горбу).
Более опытные товарищи не позволяли мне и другим неофитам пить в чрезмерном количестве. Наконец, свежий деревенский воздух выветривал спиртуозность и позволял соблюдать баланс.
Кстати, чтоб два раза не вставать. Напиваться до крайности, до лакун в памяти, до палимпсеста (термин есть такой), до автопилота, уходить Jenseits von Gut und Böse - всё это было уже потом.
Но я обычно переставал пить в тот момент, когда вдруг начинал ощущать, что земля уходит из-под ног, а окружающая действительность как будто водит хоровод с приплясываниями вокруг меня.
И с самого начала решительно не мог "лечиться" по утрам после пьянки. Не то что пить, видеть не мог ничего алкогольного. Пару раз попробовал в себя влить, в порядке эксперимента - не вливалось, не входило, отторгалось со страшной силой противодействия. Я и перестал. На том стою по сей день. Это меня и спасло. Понятие "запой" мне неизвестно.
А вот такого своеобразного "развлечения", как драка с местными, на нашу долю не выпало. Один раз прошел слух, будто в Княжево двигаются некие парни из другой деревни, ребята стали готовиться, выдирая штакетины из заборов, но местные, видимо, не дошли, спьяну полегли по дороге.
Рабский труд и меню из лягушек
Вот и судите сами, полезна была эта картошка или наоборот. Повальное пьянство, разврат в антисанитарных условиях, бессмысленный тупой рабский труд, за который ни гроша не платили студентам - вот и всё, чем характерны эти пресловутые мероприятия.
Все, кто мог, отмазывались от этой бессмысленной каторги, добывая всякие медицинские справки. Но у меня или такой возможности не было, или не было желания притворяться больным и немощным. Едва ли мне так уж хотелось пройти эту идиотскую и бездарную "школу жизни".
Пришлось провести в той же деревне Княжево еще пару недель на четвертом или пятом курсе (Кропоткина, по-моему, уже не было в живых), и еще месяц, будучи уже аспирантом, бригадиром в другом совхозе, рядом с Волоколамском.
Ну и еще - для смеха. На самой первой картошке я впервые попробовал не только водку, но и мясо лягушек. Один из наших преподавателей-бригадиров умел разделывать, препарировать земноводных, отрывая их задние лапки - единственное, что в них есть съедобного, и мы эти лапки жарили на костре.
Мясо вполне приемлемое, похоже на курицу, только его очень мало, надо было съесть с десяток лягушек, чтобы распробовать, неприятный болотный запах исчезал после прожаривания. Эта часть нашего деревенского "меню" вносила некоторое разнообразие в питание, да слишком уж утомительным был процесс отлавливания земноводной "дичи".
Башня в поселке Осташово
Мои письма с картошки
.
Тот самый барак в Княжево