Пан или попал

Выведем за скобки десятый класс, это был подготовительный период, раскачка, хотя уже тогда я успел посмотреть некоторые спектакли, которые крепко врезались мне в память - например, "Горе от ума" в театре Сатиры с Андреем Мироновым, Папановым, Ширвиндтом и прочими звездами, или "На дне" в Современнике с Гафтом-Сатиным.
Не помню, как я попадал на эти спектакли. Видимо, мне делали пропуска мамины подруги по ГИТИСу, работавшие завлитами в самых разных театрах.

Когда же я стал студентом, то ходил в театр уже самостоятельно, по студенческому билету. Хотя "признавали" этот документ не везде.
Беспрекословно пускали в театры имени Маяковского, Моссовета, Малый и, как правило, во МХАТ и Вахтанговский. Напрочь игнорировали в Сатире, в Современнике, в Ленкоме и театре на Малой Бронной.
Про Малую Бронную (театр) - особый разговор. Туда трудно было попасть не на все спектакли, а лишь на некоторые, в основном, на те, что поставил Анатолий Эфрос, но на другие меня не особо тянуло.

Тут необходимо пояснение. Попадание в любой театр прежде всего зависело от администратора (понятно, что билетов мы, студенты, никогда никаких не покупали и посещали театры исключительно бесплатно), он и давал или не давал пропуска или входные билеты, то есть, бумажки, дающие право пройти мимо билетерши.
Дальше было два варианта: или смотреть стоя с балкона, или искать свободные места. Как правило, такие места находились - кто-то всегда не приходил или опаздывал. За все годы припоминаю буквально два или три случая, когда в московских театрах был заняты весь зрительный зал под завязку. Чаще бывало, что я не выдерживал конкуренции - ведь нас, охотников за пустыми местами, было больше, чем свободных сидений. Ну ничего, смотрел первый акт стоя, а в перерыве практически обязательно кто-то уходил, и освобождались дополнительные места.
Так вот, в театре на Малой Бронной было два гнуснейших, омерзительных администратора, оба - позор еврейской нации: Семен Израилевич и Леонид Абрамович, который вдобавок был вечно пьян. Они никогда не давали студентам никаких пропусков, пускали каких-то своих "нужных людей" по блату, ну и черт с ними.

Неприступным был и театр на Таганке. Какие уж там пропуска для студентов! Билеты на его спектакли приравнивались к валюте. Но потом туда пришел администратором Саша Ефимович, сначала студент, а затем выпускник нашего факультета, отделения экономики театрально-зрелищного предприятия (сейчас оно называется продюсерским, а тогда студентов этого отделения называли "экономистами"), и он стал пускать всех студентов ГИТИСА, которые приходили на Таганку.
Александру Ефимовичу - отдельное большое спасибо! Благодаря ему я успел увидеть живьем Владимира Высоцкого во всех спектаклях, в которых он участвовал в 1979 и 1980 годах. А вот ни на одном концерте Высоцкого я так и не успел побывать...

Тренировки на тухлятине

Те, кто хоть немного разбирается в театральной жизни Москвы, не могли не заметить, что я перечислил далеко не все столичные театры. Но в другие, откровенно говоря, я почти не ходил. Разве что по суровой надобности - когда мне, например, надо было писать курсовую, то есть рецензию на спектакль ТЮЗа "Шестое июля". Пришлось идти и смотреть эту тухлую постановку, сделанную для галочки.
На втором курсе хитрый Эльяш, наш руководитель, сначала всем поручил писать рецензии на серые, проходные, ничем не примечательные постановки. Это трудно, а потому полезно. Разумная педагогическая мера, помогает оттачивать "перо".
По-хорошему, так как мы потом обсуждали курсовые работы друг друга, надо было посмотреть по возможности все спектакли, о которых писали мои однокурсники. Но я, грешным делом, многими пренебрег. Очень уж не любил я смотреть плохие, а тем более посредственные постановки. В театр имени Гоголя, например, за пять лет учебы вообще ни разу не выбрался.

Плохих, никудышных, неинтересных театров в Москве было много, чуть ли не половина из всех имевшихся. Выделялись три, носившие самые славные имена - имени Пушкина, имени Гоголя и имени Станиславского. Очень скучным еще был театр имени Ермоловой, а также два детских.
Новых театров при советской власти (до перестройки) не открывали, только Олег Табаков пробил статус студии для своей "Табакерки", и еще вдруг возник по неведомым причинам некий Новый драматический театр, расположившийся у черта на рогах, в самом конце Ярославского шоссе, на улице Проходчиков, куда было далеко ехать.
В этом театре я не был до недавних пор, когда аж дважды сходил туда вместе с Васькой и его классом, ибо его школа была расположена поблизости от той пресловутой улицы Проходчиков. Правда, с большим удивлением обнаружил в своих записях давних лет, что один спектакль Нового драматического театра я все-таки видел еще в советское время. Но я абсолютно ничего не помню. Как будто этого не было. Факт беспрецедентный, потому что про другие плохие спектакли у меня остались четкие и конкретные воспоминания. А тут - кануло в Лету. Туда и дорога.

Метаморфоза

На рубеже 70-х и 80-х годов в театре имени Станиславского случилась неожиданная метаморфоза
Надо заметить, что там ранее случались некоторые шевеления. Попадались и неплохие постановки вроде "Антигоны" Ануя, но в целом это было весьма унылое заведение.
И случилось чудо. С легкой руки замечательного актера и педагога Андрея Алексеевича Попова, в театре стали ставить спектакли Анатолий Васильев, Борис Морозов и Иосиф Райхельгауз, один гений (Васильев, о котором уже написаны монографии, и еще будут написаны, это уникальный режиссер особого, неповторимого стиля) и два крепких профессионала, не лишенных таланта, хотя и неровных, но всегда интересных.
Театр ожил, туда потянулись зрители, заполнялся зал, "Васса Железнова. Первый вариант" и "Взрослая дочь молодого человека" стали настоящим явлением в истории отечественного театра.
Со "Взрослой дочерью" у меня связана забавная история проникновения на спектакль. Мы с Валерием Жадовым, моим однокурсником, пробрались в зрительный зал сложным путем, через служебный вход и внутренние помещения, где мы некоторое время поплутали, и на нас никто не обращал внимание.
Это было нормально, так как это было днем, когда в театре нет билетерш, и некому проявлять бдительность.
Вышеупомянутый Жадов (здесь я о нем рассказал подробнее) часто проникал на спектакли нетрадиционным и неконвенциональным способом, а иной раз вовсе шел напролом мимо билетерш с "мордой кирпичом", и они его будто не замечали.
Но у меня это не получалось, да я и не пробовал.

Репетиция - любовь моя

Это название книги Анатолия Эфроса, если кто не знает.
Кроме уже готовых спектаклей, будучи студентом, я ходил на репетиции. Это иногда было намного интереснее. Хотя и редко выпадала такая возможность. Строго говоря, всего в трех случаях.
Во-первых, когда я был на практике в театре, для которой я выбрал "Современник" (в том числе потому, что попасть туда было очень сложно, а мамина однокурсница Елизавета Исааковна (Ляля) Котова, долго работавшая там завлитом, ушла на пенсию).
Во-вторых, когда я работал монтировщиком, а потом служил в театре Советской армии.
В-третьих и в-главных, мы ходили на репетиции к Анатолию Эфросу, который, едва ли не единственный во всем СССР, а, может быть, и во всем мире, пускал на свои репетиции студентов ГИТИСа и других театральных вузов. Причем пускал на репетиции не только на сцене, но и в маленьком репетиционном зале, что было уникальным явлением.
Там я поприсутствовал на репетициях двух спектаклей Эфроса - "Веранда в лесу" по пьесе Игнатия Дворецкого и "Дорога" по "Мертвым душам" Гоголя. Оба раза репетиции были во много-много раз интереснее, ярче, содержательнее, чем выданные позднее на-гора спектакли. Так уж получилось.

Почетный гражданин кулис

Теперь - о закулисной стороне театра. Вы даже представить себе не можете, насколько это было мне интересно, и как меня манило закулисье!
Дело было не только в специальности - театроведении, но и в юношеском тайном и нереализованном желании стать актером. Поэтому я на всю жизнь запомнил те редкие моменты, когда попадал не в зрительный зал, а на сцену.
Еще на заре юности это случилось, например, в Большом театре. Там работала мамина подруга Дагмара (я о ней писал), и однажды она повела меня за кулисы, чтобы я мог пообщаться с солистом театра, тенором Владиславом Пьявко. Толком пообщаться не удалось, певец был полностью зациклен на самом себе, но я увидел сцену Большого изнутри. Это было так грандиозно, что не передать словами. Я как будто оказался на дне гигантской пещеры, и далеко-далеко вверху с трудом угадывались очертания колосников, своеобразных сталактитов...
Второй раз я оказался на сцене театра имени Маяковского. Там устроился работать сторожем мой однокурсник, все тот же Жадов, и он после спектакля сделал мне небольшую экскурсию по закулисным местам.
Тогда меня поразила уже не грандиозность, а наоборот - компактность, уютность зрительного зала со стороны сцены, отнюдь не самый маленький зал с бельэтажем и балконом казался совсем небольшим.

Затянувшаяся прелюдия

Потом, попав на практику в театр "Современник", я посмотрел там пару спектаклей из-за кулис. Это было интересно, но примешивался личный элемент. Я на некоторое время сделался неравнодушен к актрисе Екатерине Марковой. Она не слишком хорошо известна, снималась редко, потом вовсе ушла в литературу, но я так и не прочитал ни одной ее строчки, да и не в этом дело.
В то время мне хотелось оказаться как можно ближе к актрисе, и это удалось. Любопытно было смотреть на то, как актеры мгновенно преображаются, выходя на сцену и возвращаясь обратно в кулисы.
Там же, в Современнике, я тоже присутствовал на репетициях, но это было уже не так увлекательно, даже скучно. Известная актриса Лилия Толмачева (увы, ныне покойная, Царствие ей Небесное) дебютировала в режиссуре и ставила сложную интеллектуальную драму Пиранделло "Генрих IV", где главную роль играл Валентин Гафт. Но в процессе репетиций актеры, в основном, "распределялись" (их слово) на сцене, исполнители ролей второго-третьего плана долго и нудно разбирались с тем, кто откуда выходит и куда уходит, о содержании пьесы вообще речи не шло, Толмачева как неопытный режиссер пыталась что-то объяснить актерам, но они ее не очень хорошо понимали, да и не слишком внимательно слушали.
Уже потом, оказавшись на репетициях Эфроса, я понял, КАК интересно это может быть.

Ну а в жюри в Щуке я попал по знакомству, там была директором учебного театра жена моего друга, вот мне и дали возможность вспомнить моей театроведческое прошлое...
Еще иллюстрации с нашего заседания


Еще один рабочий момент

Интернационал хороших людей