Необязательные мемуары. "Неделя"
31.08.2022 13:59
Виталий Александрович Сырокомский. Из книги про "Известия"
Начинаю следующий раздел мемуаров, который называется "В людях" (предыдущий был - "Мои университеты", привет Алексею Максимовичу!)
Из аспирантуры ГИТИСа, даже не закончив ее, я перешел работать в газету "Неделя". На диссертацию плюнул. По той простой причине, что за звание кандидата полагалась какая-то мизерная доплата, типа 10 или 20 рублей, да еще непонятно, к какой основной сумме, а зарплата в газете изначально была намного больше, сначала 140, затем 170 рублей. На это можно было жить.
Лишь теперь я понял, что был неправ, отказавшись от завершения и защиты диссертации. Если бы я сквозь всё это прошел, получил бы прекрасную преподавательскую работу в другом институте, а будучи без степени, получал гроши, да теперь и вовсе эту работу утратил.
Но кто ж мог знать заранее??!!
Профессия журналист
Работать я пришел в отдел литературы и искусства, где редактором был Андрей Мальгин. Он несколько лет назад написал про меня и про тот период нашей совместной работы гадкий пост, полный вранья, в частности, о том, что он меня якобы "все время переписывал", и еще какую-то чепуху. В том числе очень глупую: например, будто бы он специально посылал меня к актрисе Татьяне Дорониной, которая "била" приходящих к ней журналистов...
Не знаю, била ли кого-нибудь из моих коллег Татьяна Васильевна, но я никогда в жизни с ней не общался, к сожалению, и мне было бы интересно испытать такое приключение, да ничего подобного не случилось. Зачем Мальгин этот бред придумал, понять никогда не смогу.
Считаю ниже своего достоинства опровергать остальные бредни. И не стану ему уподобляться. Мальгин был умелым, профессиональным редактором отдела. Самые первые мои статьи он, конечно, редактировал, исправлял. А как же иначе? У меня не было газетного опыта. Но потом я втянулся, и меня уже никто никогда не "переписывал". А вот я переписывал многих, но уже потом, не в "Неделе".
С Мальгиным работать было достаточно комфортно, хотя он занимался только собственным продвижением и карьерой, ради чего готов был на что угодно, а посторонние живые люди для него фактически не существовали.
Кроме того, я чувствовал, что мне тесно в рамках отдела литературы и искусства. Сперва хотелось писать не только о театре, а затем уже совершенно не хотелось писать о театре. В стране бушевала перестройка, жизнь затмевала театральные условности, возникала реальная политика, нарастали острые конфликты, страсти накалялись, грозные события надвигались, появлялась возможность для настоящей журналистики, и этим хотелось заниматься.
Мне помог Эдуард Моисеевич Церковер, ныне покойный, яркая противоречивая личность.
Церковер возглавлял отдел информации, вел разворот под названием "Панорама" с колонкой Старого ворчуна и страничку интервью - "Гость 13-й страницы". Он был выдающимся профессионалом, а также человеком сильно пьющим. Но только в свободное время. Приходил рано, к 4 часам дня завершал всю свою работу и убегал домой - пить.
Однако главный редактор (о нем речь впереди) из вредности иногда заставлял Церковера сидеть до конца рабочего дня, и тот сидел - трезвый и злой.
Еще про Церковера рассказывали, что однажды у него отобрали бутылку водки и заперли ее в сейф, но он все равно сумел выпить: якобы встряхивал сейф до тех пор, пока бутылка не разбилась, а снизу поставил тазик, куда все и вылилось. Думаю, что это красивая легенда.
Так вот, Церковер посылал меня в командировки делать интервью с гостями 13-й страницы и вообще поощрял к разнообразию жанров. Спасибо ему, а то я совсем захирел в своем отделе, где, откровенно говоря, не перетруждался.
Запуганный прогрессист
Тем не менее, можно сказать, что 1986-1990 годы я провел почти на самой передовой, вблизи линии перестроечного фронта.
Главным редактором был Виталий Александрович Сырокомский или просто Сыр, как мы все его называли. Он когда-то был "прогрессивным" редактором (заместителем главного в Литературке), но потом попал в скандал, связанный с заграничными гонорарами, и сильно надолго испугался.
Хотел снова стать прогрессивным, тем более, что теперь и партия, так сказать, этого требовала, однако, что называется, "куста боялся". Трепетал от каждого звонка по вертушке, хотя обожал рассказывать о том, как ему звонят "очень большие люди". По-детски эдак хвастался.
Напротив, через Пушкинскую площадь, Егор Яковлев в "Московских новостях" бился на самой передовой. Сырокомский Яковлеву откровенно завидовал. Возникал конфликт профессиональных интересов. Сырокомскому тоже хотелось быть первым, самым смелым и самым "крутым" (хотя тогда это прилагательное еще не употреблялось), но он БОЯЛСЯ. И приходилось быть вторым.
Однако стоило Егору в "Новостях" совершить очередной прорыв сквозь запреты, как Сыр вызывал к себе подчиненных, потрясал конкурирующей газетой и гневно вопрошал: "Почему не у нас??!!" Что тут ответишь... Мы молчали, чтобы не расстраивать старика.
Чаще всего "громы и молнии" обрушивались как раз на отдел литературы и искусства. Это было удивительное время, когда если не каждый день, то каждую неделю реабилитировали и возвращали в оборот ранее запретных писателей, поэтов, публицистов. За них "отвечал" наш отдел. Мы постоянно предлагали Сырокомскому устроить очередной прорыв, но он пугался, просил погодить, пусть, мол, другие - то есть "Московские новости" - рискнут, и посмотрим, какая будет реакция.
Ну а через неделю звучало привычное: "Почему не у нас?!".
Тем не менее удавалось и нам быть иногда первыми - первая публикация Сергея Довлатова в СССР, первая серьёзная статься об Александре Галиче (написал Евгений Евтушенко), даже первые отрывки из книги Ропшина (Бориса Савинкова) "Конь вороной", о-о-очень антибольшевистской. Если я не ошибаюсь, фрагменты из "Чонкина" Владимира Войновича тоже впервые появились в "Неделе". На мой взгляд, Войнович - весьма посредственный писатель, но это же не повод его запрещать в то время, как обильно публиковались Георгий Марков, Анатолий Софронов и прочая графоманская хрень.
Эти прорывы были заслугой редактора отдела Андрея Мальгина. Сыр к нему относился хорошо и даже прощал, когда Андрей нес отвергнутую Сырокомским из трусости статью или публикацию через площадь, к Егору Яковлеву.
Имелся у Сырокомского еще один пунктик. Он был евреем, и отчаянно боялся, что ему пришьют, будто он протаскивает "своих".
Поэтому действовало суровое правило: не больше одной еврейской фамилии на номер. Одного беднягу, написавшего сугубо историческую статью о "черной сотне", Сыр заставил "сменить национальность". Он был Гольцман, но под статьей поставили подпись - Гольцев. Кабы чего не вышло.
Очень интересное было время!
КГБ на проводе
Но самый поразительный случай запрета не был связан ни с политикой, ни с антисоветчиной.
Принес к нам Андрей Караулов (известный телеведущий, мой старший коллега по театроведческому факультету) статью о том, как в 1984 году в театре на Малой Бронной "сожрали", то есть, уволили, прогнали Анатолия Эфроса и главного режиссера Александра Дунаева.
Эфрос был гениальным режиссером, Дунаев - очень порядочным человеком. Выгнал их обоих многолетний директор театра Илья Ааронович Коган. Сделал это хитро, по-иезуитски, руками актеров, которые повели себя неблагодарно и непорядочно (даже очень хорошие актеры частенько так себя ведут).
Дунаев перешел в театр Миниатюр, вскоре переименованный в "Эрмитаж", там так ни одного спектакля и не поставил, вся эта позорная интрига его доконала, сердце не выдержало, и он вскоре умер.
Эфроса отправили на Таганку взамен оставшегося за границей Юрия Любимова, там его встретили в штыки, начались грязные, гнусные склоки, и он тоже умер чуть позже.
Коган продолжал царить и править в театре, а выдавить его оттуда удалось только в 2007(!) году. Во как крепко сидел. И скоро станет понятно, почему.
Караулов изложил историю интриги с изгнанием режиссеров, сделавших театр на Малой Бронной одним из самых популярных в Москве. Написана заметка была небрежно, я ее постарался отредактировать, заодно сходил в гости к моей однокурснице Лене Дунаевой, дочке одного из героев статьи, побеседовал с вдовой режиссера, уточнил факты, так как автор кое-что по мелочи перепутал.
Публикация была готова. Должна была стать бомбой - об этом нигде еще не было написано ни строчки, а со времени событий прошло всего несколько лет.
Однако сверху последовал жесткий запрет. Сырокомский развел руками, объяснив, что ему звонили из КГБ и приказали ни в коем случае эту статью не пускать. Он был бессилен.
Вот так Илья Коган, благодаря своим связям в КГБ (сформулирую так, помягче) оказался самой неприкасаемой персоной в перестроечном СССР.
Всех можно было ругать, даже генсека Горбачева, можно было публиковать Галича, Василия Аксенова и бывших диссидентов. Но критиковать какого-то директора театра - низзя! Сам Комитет бдил.
Году в 2008-м или даже позже я встретил Илью Аароновича Когана на похоронах старого друга нашей семьи. Ему уже было очень сильно за 80, ближе к 90, но он был бодр, энергичен, пил водку, произносил речи, и как мне рассказали, дома его ждала молодая жена. В КГБ, видимо, знали секрет долголетия.
АПД Илья Аронович Коган таки помер в 2013 году, на 93-м году жизни. У меня была ссылка на некролог, где о нем написано в восторженных тонах. Но ссылка больше не работает.
В любом случае я могу сказать только одно: черт с ним.
Моя харя времен "Недели"
Это работа Великого Виктора Ахломова
Это, может быть, тоже его, но не берусь утверждать
В этом здании я работал
Начинаю следующий раздел мемуаров, который называется "В людях" (предыдущий был - "Мои университеты", привет Алексею Максимовичу!)
Из аспирантуры ГИТИСа, даже не закончив ее, я перешел работать в газету "Неделя". На диссертацию плюнул. По той простой причине, что за звание кандидата полагалась какая-то мизерная доплата, типа 10 или 20 рублей, да еще непонятно, к какой основной сумме, а зарплата в газете изначально была намного больше, сначала 140, затем 170 рублей. На это можно было жить.
Лишь теперь я понял, что был неправ, отказавшись от завершения и защиты диссертации. Если бы я сквозь всё это прошел, получил бы прекрасную преподавательскую работу в другом институте, а будучи без степени, получал гроши, да теперь и вовсе эту работу утратил.
Но кто ж мог знать заранее??!!
Профессия журналист
Работать я пришел в отдел литературы и искусства, где редактором был Андрей Мальгин. Он несколько лет назад написал про меня и про тот период нашей совместной работы гадкий пост, полный вранья, в частности, о том, что он меня якобы "все время переписывал", и еще какую-то чепуху. В том числе очень глупую: например, будто бы он специально посылал меня к актрисе Татьяне Дорониной, которая "била" приходящих к ней журналистов...
Не знаю, била ли кого-нибудь из моих коллег Татьяна Васильевна, но я никогда в жизни с ней не общался, к сожалению, и мне было бы интересно испытать такое приключение, да ничего подобного не случилось. Зачем Мальгин этот бред придумал, понять никогда не смогу.
Считаю ниже своего достоинства опровергать остальные бредни. И не стану ему уподобляться. Мальгин был умелым, профессиональным редактором отдела. Самые первые мои статьи он, конечно, редактировал, исправлял. А как же иначе? У меня не было газетного опыта. Но потом я втянулся, и меня уже никто никогда не "переписывал". А вот я переписывал многих, но уже потом, не в "Неделе".
С Мальгиным работать было достаточно комфортно, хотя он занимался только собственным продвижением и карьерой, ради чего готов был на что угодно, а посторонние живые люди для него фактически не существовали.
Кроме того, я чувствовал, что мне тесно в рамках отдела литературы и искусства. Сперва хотелось писать не только о театре, а затем уже совершенно не хотелось писать о театре. В стране бушевала перестройка, жизнь затмевала театральные условности, возникала реальная политика, нарастали острые конфликты, страсти накалялись, грозные события надвигались, появлялась возможность для настоящей журналистики, и этим хотелось заниматься.
Мне помог Эдуард Моисеевич Церковер, ныне покойный, яркая противоречивая личность.
Церковер возглавлял отдел информации, вел разворот под названием "Панорама" с колонкой Старого ворчуна и страничку интервью - "Гость 13-й страницы". Он был выдающимся профессионалом, а также человеком сильно пьющим. Но только в свободное время. Приходил рано, к 4 часам дня завершал всю свою работу и убегал домой - пить.
Однако главный редактор (о нем речь впереди) из вредности иногда заставлял Церковера сидеть до конца рабочего дня, и тот сидел - трезвый и злой.
Еще про Церковера рассказывали, что однажды у него отобрали бутылку водки и заперли ее в сейф, но он все равно сумел выпить: якобы встряхивал сейф до тех пор, пока бутылка не разбилась, а снизу поставил тазик, куда все и вылилось. Думаю, что это красивая легенда.
Так вот, Церковер посылал меня в командировки делать интервью с гостями 13-й страницы и вообще поощрял к разнообразию жанров. Спасибо ему, а то я совсем захирел в своем отделе, где, откровенно говоря, не перетруждался.
Запуганный прогрессист
Тем не менее, можно сказать, что 1986-1990 годы я провел почти на самой передовой, вблизи линии перестроечного фронта.
Главным редактором был Виталий Александрович Сырокомский или просто Сыр, как мы все его называли. Он когда-то был "прогрессивным" редактором (заместителем главного в Литературке), но потом попал в скандал, связанный с заграничными гонорарами, и сильно надолго испугался.
Хотел снова стать прогрессивным, тем более, что теперь и партия, так сказать, этого требовала, однако, что называется, "куста боялся". Трепетал от каждого звонка по вертушке, хотя обожал рассказывать о том, как ему звонят "очень большие люди". По-детски эдак хвастался.
Напротив, через Пушкинскую площадь, Егор Яковлев в "Московских новостях" бился на самой передовой. Сырокомский Яковлеву откровенно завидовал. Возникал конфликт профессиональных интересов. Сырокомскому тоже хотелось быть первым, самым смелым и самым "крутым" (хотя тогда это прилагательное еще не употреблялось), но он БОЯЛСЯ. И приходилось быть вторым.
Однако стоило Егору в "Новостях" совершить очередной прорыв сквозь запреты, как Сыр вызывал к себе подчиненных, потрясал конкурирующей газетой и гневно вопрошал: "Почему не у нас??!!" Что тут ответишь... Мы молчали, чтобы не расстраивать старика.
Чаще всего "громы и молнии" обрушивались как раз на отдел литературы и искусства. Это было удивительное время, когда если не каждый день, то каждую неделю реабилитировали и возвращали в оборот ранее запретных писателей, поэтов, публицистов. За них "отвечал" наш отдел. Мы постоянно предлагали Сырокомскому устроить очередной прорыв, но он пугался, просил погодить, пусть, мол, другие - то есть "Московские новости" - рискнут, и посмотрим, какая будет реакция.
Ну а через неделю звучало привычное: "Почему не у нас?!".
Тем не менее удавалось и нам быть иногда первыми - первая публикация Сергея Довлатова в СССР, первая серьёзная статься об Александре Галиче (написал Евгений Евтушенко), даже первые отрывки из книги Ропшина (Бориса Савинкова) "Конь вороной", о-о-очень антибольшевистской. Если я не ошибаюсь, фрагменты из "Чонкина" Владимира Войновича тоже впервые появились в "Неделе". На мой взгляд, Войнович - весьма посредственный писатель, но это же не повод его запрещать в то время, как обильно публиковались Георгий Марков, Анатолий Софронов и прочая графоманская хрень.
Эти прорывы были заслугой редактора отдела Андрея Мальгина. Сыр к нему относился хорошо и даже прощал, когда Андрей нес отвергнутую Сырокомским из трусости статью или публикацию через площадь, к Егору Яковлеву.
Имелся у Сырокомского еще один пунктик. Он был евреем, и отчаянно боялся, что ему пришьют, будто он протаскивает "своих".
Поэтому действовало суровое правило: не больше одной еврейской фамилии на номер. Одного беднягу, написавшего сугубо историческую статью о "черной сотне", Сыр заставил "сменить национальность". Он был Гольцман, но под статьей поставили подпись - Гольцев. Кабы чего не вышло.
Очень интересное было время!
КГБ на проводе
Но самый поразительный случай запрета не был связан ни с политикой, ни с антисоветчиной.
Принес к нам Андрей Караулов (известный телеведущий, мой старший коллега по театроведческому факультету) статью о том, как в 1984 году в театре на Малой Бронной "сожрали", то есть, уволили, прогнали Анатолия Эфроса и главного режиссера Александра Дунаева.
Эфрос был гениальным режиссером, Дунаев - очень порядочным человеком. Выгнал их обоих многолетний директор театра Илья Ааронович Коган. Сделал это хитро, по-иезуитски, руками актеров, которые повели себя неблагодарно и непорядочно (даже очень хорошие актеры частенько так себя ведут).
Дунаев перешел в театр Миниатюр, вскоре переименованный в "Эрмитаж", там так ни одного спектакля и не поставил, вся эта позорная интрига его доконала, сердце не выдержало, и он вскоре умер.
Эфроса отправили на Таганку взамен оставшегося за границей Юрия Любимова, там его встретили в штыки, начались грязные, гнусные склоки, и он тоже умер чуть позже.
Коган продолжал царить и править в театре, а выдавить его оттуда удалось только в 2007(!) году. Во как крепко сидел. И скоро станет понятно, почему.
Караулов изложил историю интриги с изгнанием режиссеров, сделавших театр на Малой Бронной одним из самых популярных в Москве. Написана заметка была небрежно, я ее постарался отредактировать, заодно сходил в гости к моей однокурснице Лене Дунаевой, дочке одного из героев статьи, побеседовал с вдовой режиссера, уточнил факты, так как автор кое-что по мелочи перепутал.
Публикация была готова. Должна была стать бомбой - об этом нигде еще не было написано ни строчки, а со времени событий прошло всего несколько лет.
Однако сверху последовал жесткий запрет. Сырокомский развел руками, объяснив, что ему звонили из КГБ и приказали ни в коем случае эту статью не пускать. Он был бессилен.
Вот так Илья Коган, благодаря своим связям в КГБ (сформулирую так, помягче) оказался самой неприкасаемой персоной в перестроечном СССР.
Всех можно было ругать, даже генсека Горбачева, можно было публиковать Галича, Василия Аксенова и бывших диссидентов. Но критиковать какого-то директора театра - низзя! Сам Комитет бдил.
Году в 2008-м или даже позже я встретил Илью Аароновича Когана на похоронах старого друга нашей семьи. Ему уже было очень сильно за 80, ближе к 90, но он был бодр, энергичен, пил водку, произносил речи, и как мне рассказали, дома его ждала молодая жена. В КГБ, видимо, знали секрет долголетия.
АПД Илья Аронович Коган таки помер в 2013 году, на 93-м году жизни. У меня была ссылка на некролог, где о нем написано в восторженных тонах. Но ссылка больше не работает.
В любом случае я могу сказать только одно: черт с ним.
Моя харя времен "Недели"
Это работа Великого Виктора Ахломова
Это, может быть, тоже его, но не берусь утверждать
В этом здании я работал