Сегодня многие в интернете ищут конкретные рекомендации:
Как писать репортаж.
Отвечаю: ТАК, КАК ПИШЕТ Андрей Колесников. Честно. Талантливо. Умно!
ВОТ ЕГО РЕПОРТАЖ С ГЛАВНОГО СОБЫТИЯ 2011 ГОДА.
В жизни только раз
В субботу в Москве на Болотной площади прошел митинг в знак протеста против результатов выборов в Госдуму. Специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ анализирует социальный состав участников митинга, их внешние и внутренние данные и приходит к выводу, что власть впервые имеет дело с уникальным явлением — протестом сытых людей.
Через четверть часа после того, как Борис Немцов во главе колонны людей, ошибочно принявших площадь одной революции за площадь другой, ушел на Болотную, на площади Революции остался Эдуард Лимонов. С ним было еще человек пятьдесят соратников и столько же журналистов, которых Борису Немцову с собой, увы, увести не удалось.
— Мне стыдно,— говорил Эдуард Лимонов,— что я здесь один! Чирикова хотела — и где она?! Меня нисколько не поколеблют тысячи людей, которых сманили на Болотную площадь! Победа придет в результате бескомпромиссности! Это всегда тяжело — быть в одиночестве! Но ничего! Один раз людей обманут, а второй раз они за Немцовым не пойдут!
Эдуард Лимонов беспокойно оглянулся по сторонам:
— А вот где Захар (очевидно, Прилепин.— "Ъ")? А, стоит! Я думал, ушел... А он стоит!
Все-таки одиночество Эдуарду Лимонову, без сомнения, в тягость.
В стороне, на самом краю тротуара, расположился человек, который одиночество сделал своим знаменем. Он размахивал стягом, на котором чуть ли не бисером было вышито "Слава Руси!". Я спросил его, перед кем он мечет бисер.
— Я здесь один, как и Эдуард Лимонов,— объяснил он.— Я воюю за то, что не надо идти на Болотную. На Болотную не пойду, потому что не хочу быть 301-м. Не поняли? Здесь разрешен митинг на 300 человек. И если я ушел туда, значит, я здесь лишний, 301-й!
Он испытующе посмотрел на меня: понял ли я его логический маневр? Я в ответ испытующе посмотрел на него. Он удовлетворенно кивнул.
Этот человек оказался между тем директором стоматологической клиники и активным участником "Русских маршей". Эта адская смесь некстати будоражила мое воображение, пока я шел от площади Революции до Болотной.
На площади Революции к половине третьего дня осталось между тем бродить еще немало одиночеств.
Митинг на Болотной (ох, кажется мне, что эту площадь власти предложили организаторам не в последнюю очередь из-за ее названия) уже начался, но люди еще подходили. Они шли мимо длиннейших плакатов "Обманутые дольщики Климовска!" и "Бездомные Обухова!" (укутавшись в один такой плакат, безбедно и бездомно можно провести всю зиму сразу троим). Здесь продавали пропагандистскую литературу несуществующих партий и пели демократические частушки несуществующих 1990-х годов. Я был уверен, что увижу двойников Ленина и Сталина, которые за умеренную цену позволяют бесплатно фотографироваться с собой на Красной площади. Но их тут не было: возможно, они учли, что на Болотной в этот день можно бесплатно сфотографироваться с Леонидом Парфеновым.
Рамки металлоискателей, которыми перегородили широкую дорогу, можно было миновать совершенно безболезненно (не считая, конечно, отдаленных последствий). Почти сразу я наткнулся на группу единомышленников с желто-черными знаменами. Они скандировали свои лозунги, не обращая внимания на то, что в это время неслось со сцены. (Впрочем, отсюда ничего и не было слышно.) Националистов было много, на вопросы они не отвечали, сосредоточившись друг на друге. Но еще больше было футбольных фанатов ЦСКА и "Спартака". Это они в какой-то момент зажгли файеры и пустили дымовую шашку: возможно, им показалось, что кто-то из выступающих забил гол.
"С днем оранжевой революции!", "Власть — миллионам, а не миллионерам!"... Лозунгов было море, и я уже чувствовал себя песчинкой в нем.
Между тем тех, кто пришел на митинг, можно было смело разделить на две группы: на тех, кто в первый раз стал субъектом уличной демократии, выяснив все для себя необходимое из "Твиттера" и "Фейсбука", и на всех остальных. К первой группе относились молодые люди от 18 до 35. Это не был, как вчера сразу стали говорить, народившийся (или вернее, разродившийся) средний класс: большинству из них, чтобы стать хотя бы неярким представителем этого класса, предстоит еще хотя бы несколько лет активно работать на свое собственное благо.
Но это были люди, которыми может гордиться любой митинг: искренние, не бездомные, уж точно не глупые, хорошо позавтракавшие, в конце концов. И это были люди, у которых в самом деле накипело.
Временами, пока я продирался сквозь толпу к сцене, мне при этом казалось, что я попал на хорошую светскую вечеринку. Здесь были все. Я встретил здесь, например, целую редакцию крупного глянцевого журнала: девушки были одеты не по погоде, но зато по моде.
С этим митингом вообще произошла удивительная вещь: прийти сюда было модно. Это оказался тренд сезона. Да что там: это была вечеринка года! И те, кто не пришел, пожалели потом: в разговорах про митинг они теперь принимают пассивное участие, а на вопрос: "А ты ходила вчера?.." вынуждены нервно пожимать плечами:
— Не успела с детского утренника в "Пушкине"... И как туда одеваются хоть, ты не знаешь?..
И на самом-то деле гораздо лучше, когда модно возмутиться нечестностью выборов, которая действительно имела место, чем когда модно остаться дома во имя фэмили вельюс...
Но были здесь и профессиональные революционеры. Это они стали организаторами мероприятия. Борис Немцов, не остывший после своего выступления, жарко говорил мне:
— Ты передай там, передай!.. Сколько, они говорят, госдеп нам перечислил? Девять миллионов? Или сотни?! Так я тебе скажу, сколько это стоило! Хочешь, скажу?!
Я, конечно, хотел.
— Триста тысяч! — отвечал он.— Сцена с усилителем и реклама на "Эхе Москвы"!
— Рублей, да? — неуверенно уточнял я.
— Еще бы! "Солидарность" и "Левый фронт", два организатора.
— А платили только вы?
— С "левых" деньги брать грех,— разъяснял Борис Немцов.
Чем ближе я подходил к сцене, тем слышнее были речи (после митинга осталось все-таки много несогласных с усилением микрофонов и неубедительным оформлением сцены, так что дизайн-проект следующего митинга в какой-то момент решил взять на себя журнал "Афиша").
Борис Акунин выдвигал свои умеренные, как он выразился, требования: отменить итоги выборов в Москве, распустить Мосгордуму и во что бы то ни стало выбрать мэра, даже если им окажется Сергей Собянин.
О неумеренных требованиях Бориса Акунина можно строить только предположения, и даже самые смелые, думаю, окажутся жалкими.
Хорош был один из лидеров "Справедливой России" Геннадий Гудков, который пообещал сдать свой новый депутатский мандат, оговорившись, что сделает это только после того, как отнимет депутатские мандаты у членов "Единой России". Таким образом, Геннадий Гудков обезопасил свой мандат еще на пять лет.
Леонид Парфенов произнес речь, по крайней мере сравнимую с той, которую услышали телевизионщики год назад, но эта речь была лучше, потому что у нее была совершенно благодарная, в отличие от той, аудитория.
— Я начал говорить про Вологодскую область,— рассказывал потом Леонид Парфенов,— и слышу, как снизу, из толпы, кто-то, как только услышал слово "вологодская", сразу закричал: "Слава Руси!", ну и ему сразу говорят: "Да заткнись ты!"
Так участники митинга отсекали крайности. Слово "революция" в устах нескольких выступавших тоже было встречено свистом (неодобрительным). Митингующие из социальных сетей, видимо, ценили нажитое непосильным трудом или уже даже то, что они еще только могут нажить.
После того как сошел со сцены, Леонид Парфенов признался, что сильно жалеет о том, что забыл, говоря о честном голосовании в Вологодской области, сказать одну фразу: "Выборы там были приготовлены на чистом вологодском масле". Фраза и правда ничего.
Потом господин Парфенов, уединившись с Борисом Акуниным (если так можно выразиться, рассказывая про митинг в районе Малого Каменного моста), обратил внимание на юношу, который пришел на митинг с хризантемой.
— У юноши было первое свидание с демократией? — предположил я.
Господин Парфенов энергично согласился.
И она, кстати, пришла без опоздания. Но придет ли во второй раз?
Впрочем, парень, может, просто девушку ждал, это ведь тоже в тренде — встречаться не у памятника Пушкину, а на Болотной площади... И 24-го, кстати, на том же месте в тот же час...
Между тем я тоже видел на Болотной людей с цветами, прямо с охапками роз. Может, они думали, что здесь как раз и начинается, как и в Грузии когда-то, "революция роз". А тут ведь не роз. Тут в лучшем случае "белая революция": так кто-то уже называет вчерашний митинг ввиду выпавшего наконец снега и белых ленточек на груди митингующих.
Название приживется. Пример: "Победившая белая революция... Обманутая белая революция... Расстрелянная (не дай бог) белая революция..." Ненужное зачеркнуть.
Журналист "Ъ" Олег Кашин признался, что у него — эксклюзив, то есть текст речи Алексея Навального, написанной в застенках, и зачитал его.
Были на этом митинге и профессиональные борцы за справедливость. Так, выступил лидер "Яблока" Григорий Явлинский, у которого по всем признакам началась предвыборная президентская кампания. Иначе он не говорил бы настолько абсурдные вещи:
— Мы доказали, что победили на выборах в Госдуму!
После этого Григорий Явлинский открыто объявил "кампанию за конституционное отстранение группировки Путина от власти".
— Мы сделаем это,— заявил Григорий Явлинский,— в следующем году (в этом-то не успеть: предновогодние хлопоты уже захватили.— А. К.)!
При этом надо понимать, что Григорий Явлинский говорил исключительно о своих президентских амбициях на выборах 4 марта.
Националисты, подмерзающие возле Лужкова моста (отсюда, как многие обратили внимание, в самом начале митинга едва успела унести ноги шальная свадьба: проворный жених все-таки повесил традиционный замок на ограду моста, захлопнул его и выбросил ключ в реку), оживились, когда на сцену вышел лидер Русского общественного движения Константин Крылов и передал долгожданный привет от своего коллеги Демушкина, который, обнадежил всех господин Крылов, тоже здесь, на площади, среди людей.
— Партия жуликов и воров — волшебная! — рассказал Константин Крылов.— Она объединила всех! Все ненавидят партию жуликов и воров!
Господин Крылов пытался оправдать свое присутствие на митинге.
Ведущий Владимир Рыжков сообщил, что здесь уже 85 тыс. человек.
— Спасибо, Москва! Спасибо, Россия! — воскликнул он.— Если жулики и воры не отменят результаты выборов (а можно не сомневаться, что не отменят.— А. К.), если не выполнят наши требования, я прошу вас в следующий раз привести с собой всего по три человека, и нас будет уже 250 тысяч!
Впрочем, оказалось, что можно и не напрягаться: через десять минут сам Владимир Рыжков сообщил, что на площади 150 тыс. человек. Если бы митинг, с которого люди уже активно уходили (он, справедливости ради, продолжался почти три часа), шел еще минут двадцать, то выяснилось бы, что требуемые 250 тыс. уже скандируют "Россия — без Путина!".
На самом деле на Болотной площади и ее окрестностях вчера, по подсчетам самих профессионалов таких митингов из "Левого фронта", было не больше 30 тыс. человек. И это очень большая цифра.
Возможно, именно вид такого количества людей позволил еще одному профессионалу, Олегу Орлову из "Мемориала", заявить вчера:
— Мы победили! Сегодня мы изменили ход истории!
Беспокойно спал в эту ночь, наверное, Олег Орлов с таким-то грузом.
На площадке за сценой можно было встретить много интересных людей. Так, я увидел члена комитета Общественной палаты Анатолия Кучерену и уполномоченного по правам человека Владимира Лукина.
Это был тот самый Владимир Лукин, который занимался организацией грандиозных московских митингов в конце восьмидесятых и начале девяностых. Тогда в них принимали участие по полмиллиона человека, и ему было с чем сравнивать.
— Похоже на то, что было? — спросил я его.
Он молча посмотрел на меня. Я понял: похоже.
— Но понимаете,— сказал он,— это же как: пик численности людей, потом спад, потом опять пик... Если поймать этот момент... Тогда это революция. Но для этого нужны особые люди... Ленин и Троцкий...
— А есть здесь такие? — спросил я.
— Не дай бог,— сказал Владимир Лукин.
— А я играл Ленина у Ежи Гофмана! — воскликнул подошедший к нам актер Виктор Балабанов то ли из "Яблока", то ли из театра Спесивцева.
— Удалось выйти из роли? — поинтересовался я у него.
— О чем речь! — обрадовался он.— Я же потом Александра Третьего играл!
На сцену в это время вышел господин Федин из "Справедливости":
— Ну что, это конец! — обнадежил он.— 150 тысяч стоящих здесь — это и есть власть! "Едро" — в ведро!
— Пора брать "Власть"! — цитировал наружную рекламу еженедельного издания "Ъ" еще один ведущий, Илья Пономарев.— И вот вам домашнее задание: разыскать главу вашей участковой избирательной комиссии и провести профилактическую беседу к следующим выборам. Только профилактика! Ничего больше!
Глава Союза советских офицеров Евгений Кобышев со сцены заявил раз и навсегда:
— Мы хотим вернуть себе свою Родину! Докладываю: 80 процентов офицерского корпуса ненавидят министра обороны и главнокомандующего! Мы должны идти к возвращению собственности трудовому народу и к дружбе между народами! Да здравствует советская власть!
Кто-то возле моста, не расслышав, о чем речь, обрадовано поддержал Евгения Кобышева. Большинство огорченно загудели. Такие люди сильно портили своим присутствием отличную вечеринку.
Дело, впрочем, поправил Сергей Алексашенко. Но потом слово дали девушке, которую назвали женой политзаключенного Верзилова.
— Меня назвали женой политзаключенного Верзилова,— сказала эта девушка.— Но ведь мои подруги-феминистки не поймут этого! Я пришла передать вам привет от всех лесбиянок, геев и транссексуалов!
Толпа сначала онемела от своей толерантности, а потом наверстала интеллигентную паузу такими словами, что я их здесь не решусь привести.
— Да,— продолжила отчаянная девушка,— они тоже на этой площади, среди вас!
Люди стали непроизвольно с подозрением оглядывать друг друга.
— И их уже чуть не избили другие протестующие! Нельзя этого делать!.. Я выступаю за безлидерный протест! Только когда у нас каждый будет лидером, настанет прекрасное будущее!
Только когда к процессу обновления примыкает прекрасная лесбиянка, он становится реальностью. Ведь если даже она в него верит...
— Завершим декабрь так: над Кремлем — наш флаг! — предложил поскандировать Владимир Рыжков.
Нельзя сказать, чтобы митинг ухватился за это предложение.
В резолюции митинга были следующие требования: немедленное освобождение всех политзаключенных (это не займет много времени, их, к счастью, всего несколько человек); отмена итогов сфальсифицированных выборов; отставка главы ЦИК Владимира Чурова (это, по идее, займет еще меньше времени, потом у что он вообще один); регистрация всех оппозиционных партий и проведение новых выборов.
— Мы,— сказал Илья Пономарев,— поколение "Фейсбука", "В контакте", "Мейл.ру"... ("Одноклассники", видимо, уже не считаются, а "Твиттер" еще не считается.— А. К.) Мы даем власти две недели на выполнение этих требований!
Власть, очевидно, вздохнула с облегчением: как раз начнется эпоха новогодних скидок. (Может, кстати, и на эти требования какая-то скидка выйдет.)
— Народ,— вдруг попросил Владимир Рыжков,— а давайте еще поскандируем, а? Россия — без Путина! Россия будет свободной! Россия — без Путина!..
А Илья Пономарев добавил:
— Нельзя не сказать, как вела себя полиция! Очень хорошо!
— Полиция с народом! — оказался вдруг у микрофона Борис Немцов.— Полиция с народом!
Я это, конечно, слышал, как и он, в Киеве, во время "оранжевой революции": "Милиция з народом! Милиция з народом!"
Какая хорошая память у человека!
Андрей Колесников
оригинал здесь: