Несколько недель назад я случайно подписался на приложение, которое показывает количество времени, проведенного в фейсбуке. Оказалось, в среднем у меня — 2 часа в день. Это почти месяц в год. Я удалил неприятное приложение, но беспокойство осталось. Пришлось самому себе признаться: я слишком привык к этому дурдому. За утренним чаем на тебя вываливаются оцифрованные продукты жизнедеятельности френдов: младенцы, белые ленточки, котятки, Мамышев-Монро переоделся в Путина, патриарха отфотошопили и отфотожабили, ссылка на сюжет из шоу про актера с 35-сантиметровым пенисом, который хочет сниматься в серьезных фильмах, а ему предлагают только порно (ну вот на хрена я это смотрел?), сажают Козлова — перепост, Сапрыкин продает машину — перепост, Монро переоделся теперь в Айдан Салахову, и снова младенцы, белые ленточки, котятки. Авторы статусов загадочным образом выстраивались по принципу несовместимости: Виктория Боня шла за Машей Гессен, Водянова за Удальцовым, Волобуев — за Зельвенским. Пестрота ленты превращала ее в адское буриме, но хуже было то, что и в офлайне фейсбук продолжал жить во мне. Любая информация проходила в уме тест: выкладывать — не выкладывать. Помню, я еще только раздумывал, покупать айфон или нет, а статус уже родился: «В мире появилось еще одно приложение к айфону, и это — я». Поразмыслив над этими словами, я оставил старую нокию, иначе 2 часа в день быстро превратились бы в 12. В конце концов я решил на Страстной неделе вообще отключиться от соцсети и понаблюдать за своими ощущениями.
В первый день мне казалось, будто я вышел из плацкартного вагона на свежий воздух. Еще накануне информационное поле вокруг меня бурлило, и я активно в нем варился: клеймил Гундяева и спорил с гомофобами; спасал Pussy Riot и профессора Рябова от тюрьмы; начал было втягиваться в астраханское дело и успел даже записаться на какой-то митинг — но не пошел, потому что, отключившись от фейсбука, тут же про митинг забыл.
На третий день я испытал буддистское ощущение пустоты и разреженности пространства. Это было приятно. Но на четвертый день я почувствовал: пустота мне надоедает. И от скуки я погрузился в размышления о феномене социальных сетей. Современные технологии наиболее активно развиваются по двум направлениям, напоминающим рекламу авиалиний: комфорт и безопасность. Судя по тому, что происходит в последние два десятилетия в сфере телекоммуникаций, общение — это та область, где люди испытывают максимальный дискомфорт. Кажется, за десятки тысяч лет мы так и не научились разговаривать друг с другом. Соцсети решают эту проблему, пусть и с потерей некоторых красок. Как секс в презервативе — эмоции, конечно, не те, зато безопасно. В конце концов, стресса и унижений офлайн-общение приносит не меньше, чем радости. Другое дело фейсбук. Ты лайкнул, тебя лайкнули — минимальная потребность в социализации удовлетворена.
Есть такая книга социолога Шерри Таркл из Массачусетского, что характерно, технологического института — «Одиноки вместе». В ней описывается знакомая всем сцена, когда компания друзей, собравшись за столом, через некоторое время погружается в тишину — слышно лишь, как все сосредоточенно барабанят по своим электронным устройствам, которые кто-то цинично назвал коммуникаторами. Теперь даже возлюбленные предпочитают друг другу писать, а не звонить — так легче контролировать ситуацию, ведь под руками всегда есть кнопка delete. Таркл предсказывает, что разобщенность будет расти, после чего делает неожиданный вывод: люди собственными руками создадут что-то вроде Матрицы, которая всех нас поглотит — точнее, поимеет.
Периодически, стремясь отключиться от Матрицы, кто-то из знакомых поднимает бунт: увольняется с работы, удаляет аккаунты, выкидывает коммуникатор и уезжает далеко в Азию. Это старая история, которая заканчивается, как только у беглецов сопрут кошелек с банковской карточкой. Сбежать от цивилизации невозможно: мы слишком зависимы от ее комфорта и безопасности.
Жители мегаполиса любят помечтать об идеале естественного человека, дикаря, Пятницы. Но единственные люди, которым удается успешно отвергать прогресс, — это племя сентинельцев с одного из Андаманских островов. На протяжении сотен лет всех, кто пытается приблизиться к их клочку земли (7×10 км), включая вертолеты индийских ВВС, сентинельцы встречают градом отравленных стрел. Другие андаманцы уже давно вступили в контакт с цивилизацией, результатом чего стала полная гибель пяти племен из восьми, а численность оставшихся трех не превышает 50 человек. Только так — в смертельном бою — можно отстоять сегодня свое право называться дикарями. Остальное — полумеры; если вы не житель острова Сентинел, сопротивляться прогрессу бессмысленно, поэтому после Пасхи я решил вернуться в фейсбук, где снова привычно раздаю и собираю лайки. Like it!